— Д-да! — выдохнула тварь, именуемая Сарцеллом.
Маленькая голова наклонилась вперед. Глаза под тяжелыми веками смотрели, как кончик крыла кружит и поглаживает, поглаживает и кружит.
— Но ты только вообрази… Вообрази мир, в котором ни одно чрево не оживает, ни одна душа не надеется!
Сарцелл задохнулся от восторга.
Глава 16. Шайгек
Глава 16. Шайгек
«Люди никогда не бывают сильнее похожи друг на дружку, чем в тот момент, когда они спят или мертвы».
«В дни после Анвурата заносчивость айнрити расцвела пышным цветом. Хотя здравомыслящие требовали, чтобы они продолжали наступление, подавляющее большинство пожелало устроить передышку. Они думали, что фаним обречены, точно так же, как уже считали их обреченными после Менгедды. Но пока Люди Бивня мешкали, падираджа строил планы. Он превратил мир в свой щит».
Ахкеймиона мучили сны…
Сны, извлеченные из ножен.
Мелкий дождь заволакивал даль, затягивал Кольцевые горы завесой, словно бы сотканной из серой шерсти, насылал безумие на все живое, оказавшееся под ним. Сквозь пелену дождя проступали нерадостные картины… Скопища шранков, ощетинившиеся оружием из черной бронзы. Шеренги башрагов, бьющих по грязи своими тяжелыми молотами. А за ними — высокие бастионы Голготтерата. Неясные очертания барбаканов над отвесными скалами, два огромных рога Ковчега, высящиеся в густом мраке, изогнутые, золотистые на фоне бесконечных серых, стелющихся полос дождя.
Голготтерат, взметнувшийся над древним ужасом, обрушившимся с небес.
Чтобы вскоре осесть…
Грубый хохот раскатился над мрачной, безрадостной равниной.
Шранки ринулись вперед, словно пауки, с воплями продираясь через лужи, мчась по грязи. Они врезались в фаланги воинственных аорси, защитников Севера; они бились о сверкающие ряды воинов Куниюрии. Вожди-принцы Верхнего Норсираи погнали свои колесницы навстречу врагам и все полегли в схватке. Знамена Иштеребинта, последней обителей нелюдей, глубоко вошли в море этой мерзости, оставляя за собой полосу трупов и черной крови. Великий Нильгиккас стоял, словно сияющий солнечный луч, посреди дыма и жестокой тени. И Нимерик трубил в Мировой Рог, снова и снова, пока шранки перестали слышать что-либо, кроме его роковых раскатов.
Сесватха, великий магистр Сохонка, подставил лицо дождю, и его охватила радость, ибо все это происходило, происходило на самом деле! Чудовищный Голготтерат, древний Мин-Уройкас, вот-вот должен был пасть. Он ведь предупреждал их в свое время!
В памяти Ахкеймиона ожили все восемнадцать лет этой иллюзии.