— Да вы присядьте! — продолжал говорить Меумарас.

Ахкеймион отстранил отечески заботливые руки капитана.

— Все хорошо, — выдохнул он.

Эсменет и Келлхус. Они живы! Женщина, которая может спасти его сердце, и мужчина, который может спасти мир.

Он почувствовал на своем плече другую, более сильную руку. Ксинем.

— Оставьте его, — услышал он голос маршала. — Это плавание — лишь малая часть нашего путешествия.

— Ксин! — воскликнул Ахкеймион.

Ему хотелось рассмеяться, но помешала боль в горле.

Капитан отошел; Ахкеймион так и не понял — то ли он сделал это из сострадания, то ли от смущения.

— Она жива, — сказал Ксинем. — Подумай только, как она обрадуется!

Отчего-то от его слов у Ахкеймиона перехватило дыхание. Ксинем, страдавший больше, чем он в состоянии был вообразить, позабыл о своей боли, чтобы…

О своей боли. Ахкеймион сглотнул, пытаясь изгнать возникшую в памяти картину: Ийок, стоящий перед ним, и в глазах с красными радужками — вялое сожаление.

Ахкеймион ухватился за друга. Их руки крепко сжались — в меру их безумия.

— Когда я вернусь, Ксин, там будет огонь.

Он окинул взглядом разбитые корабли имперского флота. Теперь они показались ему скорее переходным периодом, чем концом, — словно надкрылья исполинских жуков.

Красногорлые чайки продолжали нести свою стражу.

— Огонь, — повторил Ахкеймион.

Глава 22. Карасканд

Глава 22. Карасканд

«Ибо все здесь — дань. Мы платим каждым вздохом, и вскоре кошелек наш опустеет».