Сквозь гарь и кровавый смрад Пройас ощутил запах девочки. Острый и чистый аромат юности. Он повернул ее к свету. Стриженые черные волосы. Окаймленные черным глаза. Пухлые щеки. Боги, она прелестна, эта дочь его врагов! Узкие бедра. Длинные ноги…

Если он пронзит ее, ощутит ли он смерть в своих объятиях? Если он распалится…

Страшный треск сотряс воздух, здание содрогнулось до основания.

– Беги, – прошептал Пройас, хотя знал, что девочка не поймет. Он отпустил ее, протянул окровавленную руку матери, помог женщине подняться. – Найдите укрытие получше.

Это Шайме.

– В этом мире, – говорил Моэнгхус, – нет ничего драгоценнее нашей крови, как ты, без сомнений, уже понял. Но у детей, рожденных мирскими женщинами, нет наших способностей. Майтанет не дунианин. Он может лишь подготовить путь.

Ее имя донеслось до него из тьмы, как укол: «Эсменет».

– Только истинный сын Ишуали способен добиться успеха, – продолжал отец. – Несмотря на бесчисленные выводы Тысячекратной Мысли, несмотря на элегантность ее формулы, остается несчетное количество переменных величин, которые невозможно предусмотреть. Лабиринт катастрофических вероятностей: бо́льшая часть их скрыта, остальные почти ясны. Я давно бросил бы все, если бы последствия бездействия не были столь абсолютны. Только Обученный может идти этой тропой. Только ты, мой сын.

Трудно поверить, но в его голосе слышался отзвук печали. Келлхус отвернулся от подвешенных шпионов-оборотней и снова обратил все внимание на отца.

– Ты говоришь так, словно эта Мысль – живое существо.

На безглазом лице не отразилось ничего.

– Так оно и есть. – Моэнгхус встал между подвешенными. Несмотря на слепоту, он уверенно взялся за цепь. – Ты никогда не слышал об одной игре из Южного Нильнамеша? Она называется «вирамсата», или «много воздуха».

– Нет.

– На равнинах, окружающих город Инвиши, знатные люди живут уединенно и изнеженно. Наркотик, который там выращивают, обеспечивает им покорность подданных. Многие сотни лет они разрабатывали джнан, и в итоге он заменил их старые верования. Они тратят целую жизнь на изучение того, что мы назвали бы слухами. Но вирамсата совсем не похожа на придворные сплетни или пересуды гаремных евнухов. Она гораздо сложнее. Игроки лгут о том, кто и что кому сказал, кто с кем спит и так далее. Они делают это постоянно, и более того: они изо всех сил стараются воплощать чужую ложь, особенно если она остроумна. Так они превращают ее в истину, и она переходит из уст в уста, пока не исчезает различие между правдой и ложью. В конце проводится величественная церемония и провозглашается самая часто повторяемая байка. Ее называют «пирвирсут» – «воздух – это основа» – на древнем вапарсийском. Слабые, неизящные слухи умерли, зато другие стали сильнее, подчиняясь только пирвирсут, воздуху-основе. Видишь? Вирамсата оживают, а мы – их поле битвы.