Сомик отступил от пышущей жаром плиты, вытер мокрый лоб рукавом белоснежного халата, взглянул на свои часы.

– Пора… – сказал он Двухе, возившемуся на коленях у соседней плиты, новенькой, свежо поблескивающей, еще ни разу не включавшейся.

Двуха кивнул, сунул гаечный ключ в карман комбинезона. Они вышли из цеха, и Игорь, заложив пальцы в рот, пронзительно свистнул.

На этот свист сбежались все, кто в тот момент был в пекарне. В коридоре сразу стало тесно.

– Давай, не тяни! – потребовал Нуржан.

– Не тяни, давай! – ломающимся баском поддержал его Виталик Гашников.

– Тихо вы! – цыкнул Сомик.

– Ты не «тихо», ты звони давай! – прогудел Мансур.

Сомик распахнул халат, достал из кармана джинсов телефон. Все присутствующие замолчали, как по команде.

Женя начал набирать номер.

– На громкую поставь, Сомидзе! – шепнул Двуха.

Набрав номер, Сомик построжел, поджал губы. Первые три длинных гудка один за другим воткнулись в напряженную тишину.

Потом в динамике раздался хорошо знакомый всем присутствующим спокойный голос:

– Будь достоин!

– Долг и честь! – воскликнул Сомик.

– Ответил! – Двуха. – Жив и здоров, слава Богу!

– Чего и вам желаю. Рад вас всех слышать, но долго говорить нельзя. Вперво, как у вас дела?

– Работаем рук не покладая. То есть – отлично дела. Вторую пекарню до ума доводим. Дел невпроворот. Да мы-то ладно! Ты как?

– Благодарю, хорошо. Погода, знаете ли, замечательная. А для нас это сюминут немаловажно… Итак?

Женя Сомик перешел на деловой тон: