Хэл не отрываясь смотрела мне в лицо напряженным, встревоженным взглядом. Ее волосы трепал прохладный ветер, пахнущий травой.
– Твой Фобетор хотел убить меня, вернее, перерезать горло – знак того, что я начинаю вредить тебе.
– О боги, Мэтт! – воскликнула она с легкой досадой. – Скажи уже прямо! А то мне становится не по себе.
– Я должен был сказать тебе сразу, но не смог. Я стал учить тебя, потому что ты влезла в мой дом, точно так же, как я когда-то забрался в номер Феликса. Ты показалась мне такой же, каким был я сам – заблудившимся, одиноким, растерянным. Я сделал для тебя то, что он сделал для меня.
Хэл улыбнулась, слегка расслабившись.
– Да-да, я догадалась о твоих глубоких родственных чувствах. Эффект перенесения, знаю. Но что в этом такого страшного?
– Ты такая же, как я, Хэл. Ты тоже дэймос.
Ее глаза распахнулись, зрачок расширился, заслоняя собой серую радужку, словно мы были во сне, а затем сузился до черной точки.
– Так вот почему ты наказал меня после того сна, – произнесла она очень тихо. – Поэтому не дал помочь той женщине с больным мужем… отобрал пуговицу. И ты все время лгал мне.
– Хэл…
Она отмахнулась и даже сделала шаг назад, глядя на меня с обидой и величайшим вниманием, словно хотела проникнуть в мои мысли.
– Рассказал про себя и Феликса. Про то, как опасна жизнь молодых дэймосов, которых убивают свои же. Как рептилии, которые жрут таких же, как они, чтобы вырасти побольше… Я же спрашивала тебя в самый первый день! Я просила сказать мне правду! А ты все время недоговаривал!
Я хотел возразить, но она резко подняла руку, открытой ладонью вперед, как будто запечатывая мне рот.
– Ты видел, как это важно для меня!.. Понимаю, ты постепенно готовил меня к этому знанию, но я… – Она усмехнулась горько, скользя взглядом по зеленым пейзажам вокруг. – Я по-прежнему не готова.
– Я не хотел, чтобы ты переживала и мучилась. Не хотел, чтобы постоянно чувствовала ошейник на горле, как чувствую его я.
Она отвернулась от меня, глядя на парк.
– И кто я? Потенциальный убийца? Морок?
– Черная гурия.
Хэл рассмеялась тихим, горьким смехом.
– И я могу быть опасна? Для своих друзей и родителей? Для брата?