Закусив губу, она пробежала через садик, украдкой бросив взгляд на стену над контрфорсом. Что делать, если записку так никто и не заберет? Другого способа связаться с друзьями у нее не было. Между тем дни становились все прохладнее и короче – неотвратимо близился Пир призывания. Переступая порог теплых покоев, Амита дрожала от холода.

– Где ты была?

Петалина стояла в своем шелковом белом халате и смотрела в окно. Отсюда не был виден контрфорс, но у Амиты пробежали по спине мурашки, как если бы хозяйка могла видеть, чем она занималась.

– Вытряхивала платья, госпожа, – ответила она заранее придуманной фразой. – Я каждый день вычищаю по несколько штук, чтобы не возиться сразу со всеми.

– Ишь какая придумщица… Так ты делаешь это каждый день, пока я сплю?

– Да, госпожа.

– А где тебя носит ночами, когда я просыпаюсь и зову горничную? Тоже платья вытряхиваешь?

Выражение лица Петалины не поддавалось истолкованию. Амита попыталась отвечать как можно правдивее:

– Иногда мне не спится, и тогда я гуляю по коридорам… – И она опустила голову, изображая раскаяние.

– По ночам здесь не особенно безопасно, – сурово произнесла Петалина. – Во дворце полно солдат, и вряд ли они пропустят молоденькую девчонку вроде тебя! – Потом ее лицо смягчилось, она улыбнулась. – А может, именно на это ты и надеешься?

Амита была искренне потрясена.

– Нет, госпожа! – воскликнула она. – Что ты!

Неужели эта женщина в самом деле такое о ней подумала?

Но Петалина лишь отмахнулась:

– Посмотри-ка вот на это! – И показала Амите восхитительный букетик роз, желтых и розовых.

– Какой хорошенький… – Девушка взяла его и принюхалась.

Свежие розы были перевиты искусственными: шелковые лепестки, льняные листочки. Амита силилась понять, чего ради.

– Это носят на корсаже, – объяснила Петалина. – Марцелл сегодня вечером ведет меня в Малый оперный театр и прислал мне этот букетик, чтобы я надела его.

– Надела?

– Его носят пришпиленным к платью.