– Элайджа! – Гаррет, ставший одним из его телохранителей, махал ему рукой.

Элайджа кое-как поднялся.

– Да оградят тебя твои боги, мальчик, – сказал Ловчий.

Элайджа оглянулся и кивнул ему. В сердце свил гнездо страх. Он никогда не думал, что будет мяться и медлить, покидая эту лодку.

Но сейчас ему предстояло вновь войти в сточные подземелья…

* * *

Бартелл больше не молился богам. Совсем недавно он еще верил, что солдат, принявших доблестную смерть на поле брани, примут в Каменных Садах боги льда и огня. Но теперь вера угасла.

Он снова угодил в каменный застенок, и над ним нависла угроза пыток и медленной смерти. К тому же он скорбел о людях, которых невольно предал. Он пытался закрыть око разума, но оно никак не смыкалось, безжалостно показывая ему, как тащат прочь Эм, а она плачет и отбивается. Потом появлялись его маленькие сыновья – они на прощание махали ему руками из садика, залитого солнечным светом, и беременная жена устало улыбались вслед: он снова покидал семью, ведомый честолюбием воителя. Призраки прошлого крепко держали его в бесплотных объятиях и, сколько бы он ни молил их о прощении, не желали его оставлять.

Старческое тело было одной сплошной болью. После той колотой раны и пожара он так и не восстановил былого здоровья. Долгий путь подземными коридорами в эту камеру стал для него пыткой. К тому же, отбиваясь от похитителей, он сломал два пальца на левой руке, а потом так и не набрался мужества, чтобы вправить и перевязать их. Разум, потрясенный ужасом перед будущим и горем прошлого, готов был ему изменить. Бартелла оставили одного в большой камере, предназначенной для множества узников. Скользкий каменный пол был слегка наклонным, в нижней части помещения стояла вода. Он выбрал самый сухой уголок и скорчился там, баюкая сломанную кисть и пытаясь не обращать внимания на перестук крысиных коготков в темноте.

Покамест главной пыткой для него была неизвестность. Его бросили в тюрьму и не сказали за что. Видят боги, возможных причин было немало. Почем знать, не оказался ли раскрыт заговор Фелла Эрона Ли и его, Бартелла, участие в нем? Или кто-то дознался, кто он на самом деле такой? А может, и то и другое? Или его «замели» просто за сокрытие возраста Эмли? Пока его вели сюда нескончаемыми коридорами, он пытался заговорить с молчаливыми стражниками: спрашивал, за что его взяли, предлагал все свое достояние за возможность переговорить с законником… Сперва они пропускали его слова мимо ушей, потом дали в ухо, сбив с ног.

А самое ужасное – он не знал, какая судьба постигла Эм. В самом лучшем случае с ней поступят как с уклонистом – отправят в учебный лагерь, а потом на войну. Мысль о том, что нежную, тонко чувствующую Эмли заставят надеть доспехи, сунут в руку меч и пошлют убивать вражеских солдат, сама по себе была пыткой. Но этот вариант был наиболее безобидным. Худшее, что могло произойти, – они догадаются о ее роли в заговоре против императора. Или установят, что она дочь полководца Шаскары. Если так, то он даже не решался вообразить ее будущность. Бартелл раз за разом твердил себе утешительную сказочку: вот уж Броглан узнает, что их схватили, и поспешит ей на помощь, как тогда, во время пожара. Он же умница, и смелости ему не занимать, а сколько у него друзей! Но ко времени того предутреннего нападения Барт уже много дней не видел Эвана. И даже не знал, в Городе тот или нет.