Под ногами стала попадаться всё та же «умная», то бишь «зелёная пыль», однако в гораздо меньшем количестве, чем в ущелье. Лоферы прятались за валунами, уткнув в землю беспомощные клювы. Чуть скошенная внутрь стена придавали цитадели монументальный вид.

— Я даже швов не вижу, — озадаченно сказал Гуча.

И действительно, передняя стена цитадели, хоть и копировала форму горы, но на её фоне выглядела абсолютно чужеродной.

— Чудеса в решете, — ещё раз прокомментировал Гуча. — Вот бы мама удивилась.

— И ворота есть, и за нами уже наблюдают, — сказал Берзалов, который рассматривал цитадель в бинокль.

— Кто? — всполошился Гуча, который готов был спрятаться за ближайшие камни.

— Пока не знаю. Но какие‑то типы мелькнули и пропали на гребне.

— А ворота где?

— А сейчас увидим.

В тот момент когда дорога, казалось, уперлась в цитадель, она вдруг сделал зигзаг, и в складке стены они увидели узкие, высокие ворота, призывно распахнутые настежь.

— Чую, пропадём, — простонал Гуча, делая свой последний шаг за эту самую стену.

А за воротами находилась гора, пронизанная, как сыр, многочисленными туннелями. Из этих туннелей, как пауки, стали появляться дети. Их было много, тысячи, может быть, даже миллион. Они заполнили все пространство между стеной цитадели и горой и с любопытством зверьков следили за Берзаловым и Гучей. Впереди, словно вожак, выступал Кец. Он держал за поводок Сэра.

— Кец, — позвал Берзалов, — пойдём домой.

— Куда? — удивился Кец.

Было ясно, что только он один умеет разговаривать по — человечески, остальные только слушали. Сэр завилял хвостом и заулыбался. Чувствовалось, что ему нравится находиться среди детей.

— Домой, в экипаж, — грубо сказал Гуча и огляделся на детей, стоявших вокруг плотной толпой.

Были они какие‑то странные: с тонкими руками и ногами и все сплошь худосочные, как экспонаты в музее.

— А я уже дома, — ответил Кец.

— Ты же хотел Москву увидеть? — напомнил Берзалов и почувствовал, как его пробирает мороз.

— Нет той Москвы, — безжалостно ответил Кец. — Вообще ничего нет.