Это было не слишком перспективное начало доклада для генерала, но большего опер не мог сказать.
– К воротам подошел какой-то парень и… и просто снес их.
– Чем снес? – спросил Громов.
Опер развел руками.
– Возможно, взрывчаткой. Потом началась какая-то суета во дворе. Отсюда не особо видно, что произошло, но вся охрана сбежала.
– Сбежала? – не поверил Эдуард Евгеньевич.
– Так точно, – кивнул опер. – Затем нападавший поднялся в кабинет Сухого и стал ему угрожать. У нас все записано. Прослушаете?
– Да, пошли!
Громов уверенно направился к фургону, но замер на месте, заметив, что Малахов направился совсем в другую сторону – к дому Сухоставского.
– Данилыч, ты куда?
Обернувшись на ходу, Владимир Данилович предостерегающе поднял ладонь в перчатке.
– Оставайтесь здесь и ни в коем случае не подходите ближе.
– Какого черта, Володя?! – крикнул генерал вслед другу.
Но Малахов не слушал и не слышал. Его сухое лицо выражало решительность идти дальше, чем готовы пойти другие. Он снял перчатки, убрал их в карманы ветровки. Туда же отправились и очки.
Он не нуждался ни в ограничениях, ни в барьерах, олицетворяемых перчатками на руках. Долой маски, время быть собой.
Сознание изменило структуру восприятия. Волевым усилием Малахов ушел от традиционных пяти чувств. Более для него не существовало привычных материальных конструкций – все вокруг расширилось, приобрело иные системы исчисления и толкования.
А потом он увидел его
Уникальную судьбу. И разрушительный потенциал практически безграничного потока энергии, проходившего сквозь эту личность.
– Данилыч!