«Что будет, если сделать шаг туда, за край?» — подумалось юноше.

«Не знаю, кажется, такой ерунды еще никто сотворить не пробовал, и тебе не советую!» — ответил голос.

― Что такое жизнь? — сказал Ян, вроде бы ни к кому не обращаясь, выводя очередной отрывок мелодии. — Для чего мы живем? Жизнь есть миф, мечта — чревовещание…

Изумленный Олег не заметил, в какой момент это произошло, но теперь он ясно видел, как рядом с четкой тенью Заквасского появилась неясная тень — женская. Она ласково пригладила растрепанные волосы Яна.

― Да, ты права, довольно о грустном! — улыбнулся шаман, оборвав тоскливую мелодию на немыслимо высокой ноте. — Я в Неаполе знал музыканта, который творил буквально чудеса! Ты не поверишь! На контрабасе он выводил такие чертовские трели, что просто ужас! А чем мы хуже? Бери смычок!

И грянуло нечто умопомрачительное. От безудержного напора музыки Олег пошатнулся, подался назад и, возможно, даже упал бы, но наткнулся на фонарный столб. Никогда юноша не слышал мелодии в столь невероятно быстром темпе, хотя, если честно признаться, кроме самодельных лакедемонских флейт и расстроенных гитар с оборванными струнами, никакой иной музыки он не знал.

― Лабай, крошка, лабай! — заорал Заквасский. — Отожжем забористый кавер!

Ян с неимоверной скоростью перебирал и подергивал пальцами, выдавая невообразимые вибрато, тени от смычков с быстротой молнии проносились из стороны в сторону, музыка безумными волнами накатывала на набережную, земля вибрировала, отражая яростные трели, которые устремлялись ввысь и сотрясали небесный свод, и Олегу уже казалось, что звезды вместе с луной упадут сейчас в воды Азовского моря.

Наконец, когда безумная звуковая вакханалия закончилась, шаман вытер пот со лба, положил скрипку на постамент и, протянув руку, сказал:

― Пойдем, чудное виденье, искупаемся и половим рыбу, как ты любишь…

Заквасский и его тень, обнимавшая еще одну тень (непонятно, кто ее отбрасывал — рядом со скрипачом никого не было), давно ушли к морю, но Олег все никак не мог прийти в себя.

― Мне кажется, — растерянно шептал он, — мне все это кажется, не может такого происходить на самом деле!

Костры больше не освещали набережную, но яркий лунный свет не давал мраку затопить город. Олег брел вперед, раздумывая: где сейчас может быть Каур? Он злился, совершенно не понимая ее поведения — сначала столько обещать, завлекать, а потом без всякой причины убежать и спрятаться, но еще больше, конечно, злился на себя — это ж надо быть таким дураком, чтобы не догнать девушку, а свалиться, как малый ребенок, запутавшись в водорослях… И от этой злости еще сильнее жаждал найти ее, потому что сердцем помнил предупреждение шамана: правила можно нарушать только в ночь Откровения, а завтра они снова должны стать братом и сестрой.