― А говорил — «не помню ничего», — погрозил пальцем дух. — Все ты помнишь, друг Валерка, ох, помнишь! Да как звался по циркуляру царь-то ваш?

― Не знаю, — задумался Кислов. — Но не царь точно, может, как я, вождем был. Вот что-то у меня всплывает в памяти эдакое: Сатанинскою поспешествующею милостию, Великий Вождь Всероссийский, Питерский, Московский, Волгодонский, Курский, Бесланский, Ульяновский, Крымский, Сочинский, Великий Старейшина Ичкерийский, Предводитель журавлей, Повелитель тигриц и прочая, и прочая, и прочая… как-то так…

― Вождем, значит, был… — проговорил дух. — А ежели вождем, то из какого клана?

― Известно из какого, Петр Алексеевич, — усмехнулся Кислов. — Из клана беспутных медведей. У него даже такая животина в обер-министрах числилась. Добрая, но глупая скотинка была. Калигула же, кесарь римский, коня своего любимого сделал сенатором, так и вождь наш последний мишку несмышленого главным по коллегиям назначил.

― Гляжу я, друг Валерка, был ваш последний государь самодуром великим, — основатель Таганрога затянулся дымом и мечтательно проговорил: — На кол бы его, окаянного.

― Я бы предпочел использовать дыбу, Петр Алексеевич, — возразил Кислов. — Как-то оно наглядней получается…

― Э-э-э, не скажи, друг Валерка, — запротестовал дух. — Дыба тоже вещь хорошая, но все же на кол сажать куда как полезней и нагляднее, ибо понятно тогда, каким местом думал казнимый…

На этих словах ступор отпустил Олега, и предполагая, что он видел нечто запретное, юноша крадучись отступил к лестнице и побежал вниз, будто за ним гнались все призраки и духи этого немыслимого города.

Добежав до пляжа, подойдя к кромке воды и намочив горящие ладони и пылающее лицо, юноша почувствовал невыразимую душевную усталость и понял: хотя эта ночь показала множество странных, красивых и даже пугающих вещей, каких он никогда не видывал за восемнадцать лет жизни, но самый главный приз Праздника Откровения, его чудо с кошачьими глазами — Каур Прекрасная — был потерян.

С досады Олег пнул море ногой, и тысячи капель отразили лунное сияние. Злость и обида переполняли сердце. Постояв еще немного и решив, что надо взять себя в руки и забыть обо всем происшедшем, юноша присел возле самой кромки ленивого прибоя, так как идти в хижину спать совершенно не хотелось.

― Ты все еще желаешь знать, в чем я уверена? — услышал он мягкий обволакивающий голос, почувствовав нежные руки на плечах.

Олег развернулся — перед ним стояла мулатка. Больше всего на свете боясь, что Каур снова исчезнет, Олег схватил девушку и они упали на песок.