— Айнер, я хочу, чтобы ты знал — это так, на всякий случай — мы людям не враги.

— Об этом мне и без тебя известно — люди сами себе лучшие друзья, как и враги.

— Это из-за нас все так будет?

— Еще неизвестно, что вообще будет. Но что бы там ни было — будет из-за нас. Из-за меня.

— Точно?

— Да. Мы эту кашу заварили, нам и расхлебывать.

— Кашу расхлебывать и я не прочь.

— Наша каша с душком ответственности — она тебе не понравится.

— Почему?.. Мы ответственности не боимся…

— А чего вам ее бояться — вы ее не брали.

— Не брали… Мы знаем такой закон — взял — неси. Крысу нести не тяжело, когда съешь, но тут-то совсем не то… Отец говорит, что ответственность взять не так-то и просто — это тебе не крыса — нужно ее понять, принять…

— Люди тоже так говорят, вот только… Мы считаем — сейчас впутаемся во что-то, а потом посмотрим и что-нибудь придумаем, если что-то пойдет не так. Понятное дело — легче впутаться во что-то еще, чтобы выпутаться, нежели отказываться от чего-то. Вообще, понятиями такого порядка манипулировать довольно просто…

— Что это значит?

— То, что если вариться в своей каше, ни о чем не думая, так и свариться можно…

— Я не понял.

— Давай лучше завтракать.

У всех этих зверушек (не знаю как их и называть) в голове что-то свое… Коты не такие глупые, какими иногда кажутся, и не такие умные, какими тоже иногда кажутся. И как это можно понять? Они непосредственны и не очень последовательны в мелочах, но какой-то общий стержень есть у всех них…

Кот вылезает из-под кровати — на меня смотрят желтые кошачьи глаза, кончик хвоста подергивается… Он кот — его голова кишит кошачьими мыслями… Одиночество обрушивается на меня, как глыбы льда, отколовшиеся от ледяного массива, который собирается меня погрести. Люди еще живут — живут, как заживо погребенные, и я должен просто ждать, когда их не станет. Они уже мертвы… и знают это.

Заварил ароматный черный кофе. В чашке поднялась тоненькая пенка — расползается, заволакивая прозрачность, и тает. Осознание неизбежности приходит по частям… До меня вдруг дошло, что не останется ни Штрауба, ни Ивартэна, ни Шаттенберга… Наши города, руины наших городов — исчезнут, истлеют, их разрушат холод и засуха, дождь и ветер. Встанут машины, «небесные хищники» прервут полет — и больше не поднимется ни один истребитель… Кончится война. Мне страшно от того, что кончится война?.. Не останется ничего, что я знаю, к чему привык, что люблю… Я никогда больше не увижу людей, не услышу их голосов и знакомого языка. А Штрауб… Штрауб готовится принять последний бой… Последний бой и больше ничего… Но этот бой заберет все их силы, откроет дорогу, даст время — даст возможность отстоять свое будущее тому, что мы так долго угнетали — жизни.