— Она всегда так. Но пока она — спит.

— А ты?.. О том же, о чем я думаешь?..

— О том, что лекарство перестает действовать…

Швед отрешенно взглянул на тусклую ночь за окном и стал ковырять железки в брови — он весь в этих его железках.

— Значит, о том же, что и я…

— Что нам делать, если мы с тобой не ошибаемся.

— На Крюгера надеяться — больше ничего.

— Надо в базах данных секретные сведенья глянуть.

— Охотник, я смотрел только что…

— И что?

— Ничего. Крюгер наш один вперед идет.

— Надо с этим делать что-то…

— С чем?

— С Крюгером, Швед.

— А что с ним можно сделать?

— Он все время наше лечение корректирует — и вирус подконтролен нам. Но вирусологи его не контролируют… Он запущен на больших территориях, а вирусологи… они отстают от вируса, когда мы, вернее — Крюгер, идет с ним нога в ногу.

— Думаешь, нам нужно передать разведке не сведения, полученные от Крюгера, а — Клауса Крюгера?

— Да, Швед. Ему нужна серьезная лаборатория, а главное, — он нужен серьезным специалистам.

— Мы не можем… Нет, Охотник… Мы не можем вернуться… С нас шкуру спустят, как только обнаружат… как только мы объявимся.

— Я знаю… Знаю, Швед. Поэтому я сижу здесь и пою эту песню про сестру эвенкийского витязя. Но как бы это сложно ни было — я вернусь… с Крюгером.