— Всё в порядке. Они идут со мной, как есть.
Это уже было другое дело. Всегда начинается вот с этого, с оружием нельзя, тут дети, депутаты, полиция, президент, массовые гуляния, пройдите через рамки металлоискателя, мы беспокоимся о вашей же безопасности, покажите содержимое ваших сумок, вы не против, если мы вас обыщем, необходимо получить разрешение, нет, у вас не хватает ещё одной справки, не более двух единиц в одни руки, ты же не хочешь, чтобы бостонская трагедия повторилась в калужской глубинке, она сама виновата, что так поздно одна возвращалась домой, решётки на окнах надо было ставить более прочные, есть прекрасные металлические двери, которые практически невозможно вскрыть; а заканчивается тем, что оказываешься в добровольном тюремном заключении за свой собственный счёт, а внутри у тебя поселяется лучший тюремщик на свете — страх.
Мы проходим мимо царь-пушки с фальшивыми ядрами и царь-колокола с отбитым краем — символов могущества государства. Государство, почувствовав своё величие, первым делом начинает заниматься какой-то ерундой, типа вот таких бесполезных монстров, годных только на то, чтобы благодарные потомки крутили пальцем возле виска, когда наступит их время платить по счетам своих малахольных предков. Одна и та же ошибка, одни и те же грабли, одна и та же расплата за чужие грехи. Банально и предсказуемо. Государство построит мега-пушку и защитит всех, только подчиняйтесь ему, трепещите и восхищайтесь. Но приходит день, а пушка оказывается бесполезным музейным экспонатом, и тебе приходится брать в руки оружие, чтобы отогнать чужаков от порога своего дома. А потом ещё идти с утреца утирать сопли своему обосравшемуся в очередной раз государству.
Мы зашли в какую-то неприметную дверь, потом долго петляли по коридорам и, наконец, попали в зал с круглым столом. Сопровождавший нас офицер предложил повесить автоматы в стенной шкаф, а самим занять места за столом, что мы и сделали. Минут через пять-семь дверь открылась и в комнату, явно предназначенную для совещаний в узком кругу, вошёл президент.
Моим первым движением было встать и поприветствовать главу государства, но я подавил в себе этот нелепый в данной ситуации порыв. Президент занял место во главе стола.
— Здравствуйте, господа, — сказал он.
— Здравствуй, Георгий, — ответил я. — Растёшь прямо на глазах.
Он поморщился. Выглядел он не совсем здоровым, но сносно, особенно если учесть, через что ему пришлось пройти, но медицина сегодня делает просто чудеса, и кому, как не мне знать это.
— Фидель, прошу, зови меня пока официально Виталием Витальевичем. Или господином президентом. Так будет лучше для всех нас.