Юмагас терпеливо позволила снять с себя туфли и влезла в высоченные деревянные башмаки-кабкабы.

В подземном ходе стояла вода – причем грязная, в туфлях утопнешь. С потолка капало, да и стены сочились влагой. Все ж таки под стеной с переходом между дворцами вырыто – пруды рядом, вот и мокро.

– Позвольте поднять вам рукава, госпожа, попачкаете, – сказала Цэцэг.

И принялась сворачивать ханьский шелк.

– Оставь, сестричка, – отмахнулась Юмагас от служанки и поцокала вперед – к приоткрытой двери в конце подземного хода.

Оттуда выбивался красноватый свет и доносились удары и вскрики.

Цэцэг и Булгун тоже переобулись и поцокали следом по камням, стараясь не оступиться.

Бежавший впереди евнух-ханец с поклоном распахнул перед ними дверь.

Пламя факелов шумно забилось, чадя и заволакивая дымком низкую комнатку. Над жаровней дрожало марево – угли раскалились и переливались под ворошащей их кочергой.

– Госпожа! В такой красивой одежде ты пришла, госпожа, а ну как заденем чего, попачкаем! – запричитал толстый Ончон, вытирая ладони о кожаный фартук.

Юмагас нахмурилась и процокала поближе к висящему на цепях человеку.

– Молчит этот кусок навоза, – виновато доложился палач. – Все кричит, что лишь госпоже Зубейде служит…

Юмагас кивнула его помощнику, качнув шелковыми цветами в прическе. И терпеливо сложила длинные рукава на животе.

Помощник Ончона размахнулся палкой и со всей силы огрел лазутчика по голой спине. Тот визгнул, зазвенели цепи, заскрипела колодка, в которую зажаты были руки и шея допрашиваемого.

– Я смотрю, ты не калека. Во всяком случае, пока, – улыбнулась Юмагас в искривленное болью лицо.

– Клянусь Всевышним! Госпожа Зубейда давала мне деньги за сплетни! Пощадите, заклинаю именем Милостивого!

Ханша улыбнулась одними губами и обернулась к Ончону:

– Он лжет.

Толстый джунгар вздохнул и кивнул помощнику. Удары посыпались один за другим. Звон, скрип, крики.

Юмагас неодобрительно покачала головой и прикрыла рукавом нос – от человека нестерпимо воняло мочой и калом.