Смотреть приходилось снизу вверх, вывернутая шея болела.

– Тьфу на тебя, кафир, – человек сплюнув в грязь. – Про тех порубанных в стойбище мутайр я не знаю ничего. Ты это был или не ты – мне дознаваться некогда. Но вот оскорбление посланника – да пребудет с ним мир и благословение Всевышнего – дело нешуточное. А?..

И шихна вновь выжидательно уставился на Тарега.

– Я не понимаю, – морщась от боли в шее, пробормотал нерегиль.

– Не понимаешь?! – насупился Амр аль-Азим. – Ну я тебе память-то освежу…

И, нахмурившись еще сильнее, опять задрал вверх палец. Видимо, в Пажеском корпусе его на совесть учили шарийа:

– В Книге сказано: «A ecли oни нapyшили cвoи клятвы пocлe дoгoвopa и пoнocили вaшy peлигию, тo cpaжaйтecь c имaмaми нeвepия – вeдь нeт клятв для ниx, – мoжeт быть, oни yдepжaтcя!» Отвечай, кафир! Ты нарушал клятвы после договора и поносил веру?

Так вот оно что. Это была снова она. Сура девятая, «Покаяние». Там, наверху, поняли, что покаяния не дождутся. Поэтому наступало время возмездия – для таких, как Тарег Полдореа, нерегиль.

– Нарушал, – честно признался Тарег. – И поносил.

– М-да, – почесал бритый затылок шихна. – Как нарушал?

– Сбежал.

– От кого?

– От того, кому клялся.

– Как поносил?

– Последними словами, – злобно оскалился Тарег.

– Тьфу на тебя, о неверный, – сердито сказал Амр аль-Азим. – Ты и впрямь закоренелый грешник и вместилище злобы.

– Какия изысканные словеса, поди ж ты… – прошипел в ответ нерегиль.

– Это не я, это наш кади.

Тарега вдруг осенило:

– А откуда кади обо мне наслышан? – смаргивая дождь с ресниц, поинтересовался он.