Как всякий боец, в критических, опасных ситуациях Ражный мыслил образами, и в сознании стремительно проносились десятки заготовок, образцов, стандартов ведения схватки.

И осыпались, как ненужный мусор…

Между тем волк прыгнул! И скорее интуитивно, в миг, когда зверь оторвался от земли, Ражный ушел в сторону, и в волчьих зубах оказалась рубаха – клок крепчайшей ткани был вырван из подмышки. Причем хватка была настолько сильной, что Ражного развернуло лицом к Молчуну. А тот прокатился на полусогнутых лапах по мерзлой стерне и вновь был в боевой стойке. На сей раз бросок последовал мгновенно – волк не давал опомниться, но плохо видел, рванул наугад, и это спасало. Еще шмат тряпки был унесен зверем, выхваченный из левого рукава, и лопнула кожаная шнуровка на груди. Но перед внутренним взором уже стоял спасительный образ бродячего аракса, нарушителя государственной границы, пойманного в горах. Вернее, все, что он тогда мимоходом обронил о своих поединках с дикими зверями. Он ничего не говорил о схватках с волками, поскольку боролся с хищниками из семейства кошачьих, однако сознание выхватило и запечатлело две детали: зверь не может изменить направление в полете. И ни в коем случае нельзя давать вкусить или хотя бы почуять горячую кровь.

С кровью было ясно. Еще бы сказал, какой зверь делает только прямой прыжок? Бенгальский тигр? Пума? Снежный барс?..

Молчун пока что рвал рубаху, не чуял свежей крови, которая взбесила бы зверя еще сильнее, и после первых неудачных бросков с дальней дистанции стал менять тактику, подходить ближе, и это становилось опаснее для Ражного. С короткого расстояния было легче понять и увидеть намеренья противника, но оставалось меньше времени на ответную реакцию. В кулачном зачине можно парировать удар, поставить защиту – тут же под клыки хищника не подставишь руку, не заслонишься ею; любой просчет, всякое неосторожное действие, ориентированное на соперника – человека, тотчас закончится победой зверя.

И все время подставлять рубаху – не выход: еще пара щипков – и останешься голым…

Зверь находился в сажени и как опытный поединщик, испытав возможности соперника, улавливал, выгадывал миг, чтоб нанести решающий удар, способный переломить ход схватки. Безмолвно щеря клыки, он приседал на передних лапах, совершал обманные выпады и тоже отслеживал каждое движение Ражного. Ему мешало бельмо или сгусток гноя в глазу, изредка он встряхивал головой и, кажется, на секунду терял противника из виду. Следующий прыжок Ражный предусмотрел точно, ушел вправо, и серый сполох со звуком мины большого калибра прошелестел так близко, что опахнуло ветром и запахом паленой шерсти.