И по тому, как она промолчала, Ражный понял, что ему верят.
– И еще, – добавил он, – не привык в должниках ходить. Один поэт сказал: за все добро расплатимся добром…
Она забежала вперед и снова перекрыла путь:
– Ты в самом деле отдариться хочешь?
– Хочу, и по нашему обычаю, с лихвой.
– Тогда научи меня готовить рогну, – вдруг попросила с каким-то вызовом.
Рогна – особым способом приготовленный костный мозг дикого зверя – считался у араксов чисто мужской пищей, а если точнее, своеобразным допингом, который употребляли не каждый день и обычно за сутки перед поединком либо когда отправлялись в дальнюю дорогу. Сирым насельникам Вещерской обители, в том числе и каликам, строго-настрого запрещалось вкушать ее, а женщины, тем паче девы на выданье, и вовсе к ней не прикасались, ибо существовало поверье, что от рогны голос становится низким и на лице начинает расти волос.
Было легко определить, когда женщина вкушала запретный плод…
Он хотел спросить, зачем это сирой деве, однако вспомнил, что она ни о чем не спрашивала, одаривая тулупом, топором и продуктами…
– Хорошо, – усмехнулся Ражный. – Научу, но должен предупредить: борода отрастет! Как у меня.
– Я слышала!
– Тогда пошли быстрее!
Гнездо кукушки оказалось хорошо скрытым в темном ельнике, и прежде небольшая изба с рубленым двором была явно старообрядческой заимкой, о чем свидетельствовал восьмиконечный деревянный крест над входом. Этот еловый остров среди болот ловчая дева называла урманом, что говорило о ее сибирских корнях, и по одному этому слову, а еще по огромным светло-карим глазам и пристально-волчьему взору Ражный вычислил прозвище ее рода – Матера или Перцева.
Кормилица Елизавета любила рассказывать о засаднике Матере, который еще в давние-давние времена по велению Ослаба взял с собой девять молодых араксов своего рода и увел в Персию, где служил в личной охране падишаха. Когда же вышел двадцатилетний срок, восточный властитель не захотел отпускать витязей на родину и вначале пытался подкупить их, обещая золото, высокородных жен и рабынь. Матера не захотел остаться в чужой земле и мог бы уйти со своими родичами помимо воли падишаха, но не имел права нарушить табу – проливать кровь тех, кому служил, а вырваться без боя оказалось невозможно. Зная об этом, падишах пошел на хитрость, вроде бы решил отпустить засадников с миром и устроил прощальный пир в крепостной башне. Пока араксы вкушали вина и яства, взирая на девять восхитительных танцующих дев, сам незаметно вышел и приказал запереть железные двери и замуровать камнем. Наутро же, когда воины проснулись в объятьях тех самых танцовщиц, властитель поднялся на свод башни, где оставалась единственная открытая бойница, и объявил два условия. Засадники смогут вернуться домой только после того, как девы зачнут от них и родят по младенцу, а за это время араксы должны обучить своему боевому ремеслу девять персидских юношей. Матера посовещался с родственниками, согласился исполнить оба условия и принял в науку отобранных падишахом молодых персов, которых сквозь бойницу спустили по веревке в башню. И уже на третий день заявил, что второе условие падишаха исполнено.