Антонов и Екатерина Иванова отдавали приказания официантам о смене блюд и следили за тем, чтобы никто не потерял сознания.
Наконец, Руденко собрался с мыслями и нарушил молчание. Он взялся рукой за тонкую ножку бокала и встал, нарочито шумно отодвинув в сторону стул.
— Друзья, — сказал он с хрипотой в голосе, — я понимаю, у нас горе. Большое горе. Ушли из жизни два молодых человека, двое талантливых ученых. Ушли трагически, но мы собрались здесь не для того, чтобы молчать. Чтобы вспоминать наших Женю и Рината. Вспоминать, что они сделали, какими они были. Так давайте вспоминать. Друзья…
Руденко посмотрел на отца Рината Регулаева и спросил:
— Я думаю, вы будете не против, что мы его по нашему, по русскому обычаю, помянем?
Рауф взял в руки бокал и ответил:
— Думаю, это будет правильно.
— Спасибо.
Руденко благодарно кивнул головой, потом сжал губы, собираясь еще что-то сказать, но только махнул рукой и вытер рукавом предательски навернувшуюся слезу.
Все выпили, и снова воцарилась тишина. Руденко выпил свой бокал залпом и поставил его на стол перед собой. Сел. Похлопал по руке дочери.
— Как ты, дочка?
— Все нормально, папа, — ответила Мария и вдруг, вроде бы невпопад, спросила: — А кто выбирал это место?
— В смысле? — переспросил ее Руденко. Он был рад хоть какому-то разговору за столом и поэтому живо отреагировал. — О чем ты?
Мария сжала губы.
— Кто предложил этот ресторан для поминок?
Руденко пожал плечами.
— Не знаю, — Анатолий Евгеньевич помолчал, а потом все-таки добавил, — как-то не думал.
И чтобы переключить тему, он обратился к Антонову:
— Андрей, это не ты выбирал место для поминок?
Антонов какое-то время думал и потом ответил.