Команду тут же словно ветром сдуло. Каждый взял себе для осмотра часть помещения, деловито и сосредоточенно ковыряясь во всех баночках.
А вот капитан Морган прошел мимо, заглянул за установку и вытащил панель управления, едва не выдернув ее с проводами.
– Дай сюда! – Гай вырвал у Ричарда панель. – Как догадался?
Морган пожал плечами.
– Инструкция всегда рядом с прибором, в одной коробке, – сказал он. Остальные бросили копаться в мусоре и присоединились к Доку с капитаном.
– Так-так-так… – сосредоточенно и деловито начал копаться в данных Док, – сейчас найдем каталог последних трансляций… потом установим место хранения… Рик, давай сюда камеру с андроидом, – бросил он капитану через плечо, запуская тестовый режим «Сциллы».
Он еще что-то бормотал себе под нос, а Рик с каждой секундой чувствовал нарастающий в ушах гул, переходящий в буханье крови внутри черепа. Интуиция, молчавшая доселе, кричала и билась в истерике, стремясь заставить капитана немедленно взять в охапку всех и быстро ретироваться прочь.
– Что значит «нет»? – чувствуя, как реальность начинает раскалываться на отдельные картинки, прошипел Рик.
– Да, Гай, что, мать твою, то есть, нашу, значит твое долбанное «нет»? – поддержал капитана боцман. – Мы раздолбали корабль, чтобы ты пришел и сказал: «Простите, у меня не стоит»?
Травкин, избавившийся от своего медицинского скафандра, закусил губу, не зная, как сказать остальным самое страшное – андроид не принимал сознание Анны. Он смотрел на бегущую строку данных на панели управления «Сциллы», холодными пальцами переключал каналы и снова пытался запустить процесс, но так ничего и не мог сделать.
– Сознание Анны просто не помещается обратно в тело андроида, – деревянным голосом пояснил Док. – Судя по всему, при первичной установке большая часть данных, включая самоидентификацию и осознание себя отдельной от носителя частью, были помещены в архив, то есть, не присутствовали в полной мере в голове нашей Аннушки. После возвращения архив раскрылся, части слились воедино, и теперь удаленные, неиспользуемые данные перемешались с рабочими. Заблокированное детство, юность, обучение и получение задания у нашей Анны полностью ассимилировались с остальными частями памяти. Я не могу их разделить, для этого мне нужна, как минимум, лаборатория Протектората и время. Много, много времени.
Память… гребаная, чертова, несносная память, которая мучила Рика уже долгое время, напоминая о себе, теперь сыграла злую шутку и с Анной.
«Память – все, что является вместилищем нашей личности, – думал Рик, постепенно осознавая, что глухое буханье в голове вытесняет окружающие звуки, – память, которая делает нас такими, какие мы есть, какими нас знают и точно так же помнят, узнают и считают людьми. Люди – это память, но не о них, а их собственная. И вот теперь, когда памяти слишком много, как и кто сможет отделить мою Анну от той личности, которой она была? Мою? – Рик похолодел. – Да, ты сам это сказал, Морган. Впрочем, не сказал, а подумал».