Чеслав подошел к Толе вплотную, резко повернул автомат. От удара прикладом в живот Томский согнулся пополам. Сквозь звон в ушах он услышал выстрелы.
– Лежать, гном! Рылом вниз! – рявкнул Корбут. – Еще раз дернешься, и ты покойник!
Ничего не скажешь, лихо. Реакция у Чеслава была отменной: обрабатывая одного, он ни на секунду не выпускал из поля зрения остальных. Вездеход, наверное, попытался пустить в ход свою трубку, но недооценил противника. Номер не прошел.
Корбут сделал шаг назад. Как выяснилось через секунду – для того, чтобы половчее ударить ногой. Мысок ботинка врезался Томскому в подбородок. Толя упал на спину. За болью последовала вспышка ослепительного света.
* * *
Когда зрение вернулось, он увидел над собой ребристый потолок с остатками креплений для люминесцентных ламп, колонны, облицованные белым мрамором. Станция имени Че Гевары. Как он здесь очутился?
Томский попытался перевернуться на спину и охнул. Кровь прилила к голове и ударила в темя, сосредоточившись в очаге боли. И все же Толик нашел в себе силы встать на колени. После короткой передышки выпрямился во весь рост. В десяти метрах стоял Чеслав Корбут в своем желтом костюме химзащиты. Согнутая в локте рука замком охватывала шею Мишки. Чеслав держал мальчика перед собой – так, чтобы Томский видел мальчика. Мишка яростно отбивался: царапался и молотил кулаками по ногам Чеслава. Один раз ему даже удалось пройтись ногтями по запястью Корбута. Однако сопротивление с каждой секундой слабело – душитель со сладострастным выражением усиливал давление. Пальцы Мишки в последний раз скользнули по прорезиненной ткани. Руки бессильно обвисли. Глаза закатились. Лицо залила синева. Мальчик что-то прохрипел. Толику показалось, что Мишка произносит его имя.
– Отпусти пацана, подонок!
Томский бросился на Чеслава, но сделал всего лишь пару шагов. Пол качнулся, накренился под таким углом, что удержаться на ногах было невозможно. Толик упал, в плечо вонзились шипы обрывка колючей проволоки. Мозг просто зафиксировал этот факт, а тело никак не отреагировало: были проблемы и поважнее, чем пара царапин. Чеслав оттолкнул Мишу. Переступил через его неподвижное тело. Исподлобья поглядывая на Толика, поднял автомат и сумку с противогазом.
– Ты выглядишь нездоровым, Томский. Зачем так болезненно реагировать на какую-то шишку? Впрочем, это все – лирика. Будем прощаться. Я бы поболтал еще, но вынужден откланяться.
Ствол «калаша» уперся в голову Анатолия. Палец Чеслава лег на курок. Томский ждал выстрела, но услышал лишь тихий смех: