И снова мы увидели, как превращается в туманный силуэт большое красивое тело Мизара и как в пустоте еще светятся два глаза и красный язык вымахивает прохладу уже невидимому телу. В лаборатории опять появился ушедший было Олег. Ирина лежала без сознания, Олег опасался за ее жизнь. У ее кровати дежурила Ольга. Люди и демиурги снабдили эскадру отличнейшими лекарствами, в том числе и от нарушений психики, но ни одно не подействовало. Медицинский автомат три раза выдавал разные диагнозы и назначал разное лечение – в его памяти нет знаний о болезни Ирины, настолько она необычна. Раздался резкий голос Эллона:

– Внимание! Возвращение из будущего! Пролет по инерции в прошлое!

Мизар вылетел из будущего без торможения в настоящем. Внешне это выглядело так, что в трансформаторе обрисовались в той же очередности тяжко пульсирующий язык, два глаза, туловище, ноги. Какую-то секунду я ожидал, что возвративший свой телесный облик пес радостно залает и потребует выхода наружу. Но туловище, так и не дорисовавшись до телесности, опять посветлело почти до полной прозрачности и пропало. Мизар, не задержавшись в настоящем, с разгона вылетел в прошлое. Эллон, согнувшись над коллапсаном, следил за огоньками, вспыхивающими на панели.

– Подопытный пес унесся в прошлое, – сказал он Олегу. – Нуль времени Мизар прошел живой и невредимый.

– Сколько ждать возвращения Мизара, Эллон?

– Около часа, командующий.

Я сказал Олегу:

– Если ты останешься здесь, я зайду к Голосу. Он, вероятно, соскучился в одиночестве.

В рубке я стал ходить вдоль стены, как любит это делать Граций. Анализаторы передавали Голосу картину эксперимента полней, чем это мог сделать я. Он только спросил о моем отношении к полетам в иное время. Меня переполняли смутные ощущения: надежда, боязнь и еще что-то, что можно было бы назвать инстинктивной неприязнью к опытам над живым существом.

– Положение, вероятно, серьезнее, чем мы себе представляем, – сказал Голос.

– Ты тоже опасаешься, что нам грозит безумие?

– Безумие уже началось.

– Сознание не помутилось ни у кого, кроме Ирины. Машины, конечно, сразу спятили.

– Машинный интеллект не защищен стабилизатором времени, как организмы. Он и должен был пострадать раньше.

– Ты и с этой гипотезой Ромеро согласился?

– Ромеро точно назвал причину.

– Неужели мы лишимся рассудка, Голос?

Он сказал, что у нас уже утрачена сиюминутность, вернее, не сиюминутность, а сиюмгновенность. Время на корабле пульсирует между ближайшим прошлым и ближайшим будущим. Оно не течет плавно, а вибрирует. Его сводит судорога. Голос ощущает дрожь времени в каждой клетке мозга. Пульсация между прошлым и будущим заставляет вибрировать мысли: приказы, которые он отдает механизмам, дрожат. Грубые исполнительные механизмы, к счастью, не разбираются в таких тонкостях, как дрожание мысли, вибрация приказа. Вероятно, в древней человеческой истории слуга тоже не обращал большого внимания на то, дрожащим или твердым голосом отдает распоряжение господин, – важней было содержание. Долго так продолжаться не может. Наступит мгновение, когда вибрирующий приказ перестанет быть приказом. Тогда на корабле все замрет.