– Даже полиции?

– Даже полиции нужен повод, – сообщила она. – А на обыск вообще без ордера ни шагу.

Она остановила машину в сторонке на стоянке, вышли мы веселые и смеющиеся, это на случай наблюдения, от хохочущих не ждут пакостей. Если смеются – дураки, значит, такие не опасные, дураки – основа любого общества, становой хребет, опора демократии.

Я, обнимая ее за плечи, повел по тротуару, не глядя на здание, только краешком глаза отмечал расположение внутренней проводки и где какие видеокамеры.

Так дошли до конца квартала, Мариэтта хотела развернуться, но я придержал: на перекрестке собралась небольшая толпа, не больше дюжины, сосредоточенно слушают девочку-подростка, высоким чистым голосом поет без всякого сопровождения о Родине, о том, что враг приближается, нужно дать отпор, следует быть готовым драться без пощады ни к себе, ни к врагу… и я с изумлением ощутил, как чаще начинает биться мое сердце, обе руки заканчиваются, оказывается, кулаками, тяжелыми и просто несокрушимыми, вот-вот затрещит скелет врага в моих свирепых скифских лапах…

Мариэтта ударила меня в бок.

– Ты что?

Я прохрипел:

– Я… да так… слушаю…

Она сказала озабоченно:

– Тебя сейчас разорвет… И пульс озверел, и давление… ты как граната со снятой чекой!

– Щас, – проговорил я, – вставлю… так вставлю этому дураку… Пойдем отсюда.

Она оттащила меня в сторону, спросила шепотом, пугливо оглядываясь по сторонам:

– Ты что… может быть… вообще патриот?

Я промычал:

– Не знаю… Раньше за собой не замечал… Я же трансгуманист, а мы все интернационалисты, даже космополиты… Но, блин, как она мою душу разбудила!.. Надо с врагами бороться! Надо их перебить всех, сволочей!

Она тряхнула меня за плечи.

– Кого? Каких врагов?

– Не знаю, – признался я. – Биоконов, к примеру. Они же гады?.. Уничтожить!.. Всех!.. С корнем. Трансгуманизм – самая светлая и гуманная партия!.. Остальных – в топку…

Она дотащила меня до авто, запихнула и побыстрее вывела машину на трассу и погнала на полной скорости.