Итак, подобьем итоги: впереди имперцы. Их много, но меньше, чем самих сиртей. Какая-никакая, но все ж таки информация. И за то большое разведчикам человеческое спасибо.

— Как мыслишь, что делать будем? — почему-то верховный староста Клекрий обращался сейчас именно к Степану. На него же были устремлены и глаза всех окружающих. Даже разведчики — и те развернулись в противоположную сторону, явив ему, наконец, свои вопрошающие лица. Хороший вопрос, но преждевременный.

— С воропниками пойду. Своими глазами глянуть бы надо. Потом и решим.

— А что, дельно. Вместе сходим. Все согласны или кто еще предложение какое имеет?

Так как желающих больше не нашлось, на том и порешили. Времени зря не тратили — так и пошли кто с чем был. Степан даже щита с собой не взял: громоздкий он, да и демаскирует здорово.

К месту, указанному разведчиками, путь, как оказалось, был далеко не близким. Топали они до искомого оврага часа полтора-два, не меньше, потом примерно столько же времени ушло на преодоление его и леска, на самом деле не такого уж и небольшого. В общем, намаялись здорово. Утешало одно: старание их было все-таки вознаграждено. Имперцы и впрямь находились совсем неподалеку от леса, как и рассказывали разведчики. Более того: они, похоже, в ближайшем времени не намерены были менять свою дислокацию. Судя по приготовлениям и нешуточной суете вокруг, враги обустраивали временный лагерь. С какой целью? Вопрос пока еще остается открытым. Возможно, виною тому соседство с глубоким оврагом, и сейчас их разведчики усиленно рыщут по округе в поисках наиболее благоприятных путей обхода. Или просто ввиду приближения вечера имперцы обустраиваются на ночь. Такой вариант тоже вполне имел право на существование.

Степан, привыкший в последнее время спать исключительно на земле, не без зависти наблюдал со своего места за тем, как вырастают одна за одной парусиновые палатки, словно грибы после дождя, как начинают дымить походные кухни, мало-помалу разнося по всей округе ароматы настоящей, человеческой пищи. Господи, жрать-то как охота! Сейчас, в данный момент, он по какой-то не вполне понятной самому себе причине ощущал себя дикарем, окончательно и бесповоротно отвергнутым настоящей цивилизацией. Ущербным выкидышем, место которому скорее в заповеднике среди дикого зверья, но уж никак не среди людей, истинных властелинов всего сущего.

Именно это гадостное ощущение и заставило его без малейших раздумий пойти на то, что вызвало у его сообщников целую бурю искреннего негодования. Степану же все их телодвижения были до лампочки. Даже обличительная тирада Клекрия — и та не сыграла предначертанной для нее роли, он лишь упрямо мотнул головой и скрылся в лесной чащобе.