— Допустим, я считаю ваше предложение приемлемым. Не обещаю, что сирти примут его, но гарантирую, что приложу все усилия для того, чтобы это произошло. Но… от вас мне нужно получить кое-что прямо сейчас. Пусть это будет актом доброй воли с вашей стороны, первым шагом к будущему плодотворному сотрудничеству двух народов.
— Излагайте. Мы сделаем все возможное для того, чтобы удовлетворить вашу просьбу. Не правда ли, господа?
Похоже, вопрос императрицы Татьяны Романовой был чисто риторическим. По крайней мере ответа на него не последовало. Степан сделал глубокий вдох, затем медленно выдохнул, всеми силами стараясь унять предательскую дрожь в коленях.
— Нюра Махрова, моя жена, осуждена по обвинению в государственной измене.
— Правда? Не знала, что вы женаты. Естественно, мы освободим вашу супругу и даже вернем ей ее прежний статус гражданки Советской Империи Рейха. Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо, на этом все.
— Отлично. Вам придется подождать несколько минут, пока не будет оформлен приказ. Я так понимаю, вы желаете забрать ее с собой?
— Да, если позволите.
— Никаких проблем.
Видимо, юная императрица нажала еще какую-то кнопку на подлокотнике трона, поскольку тотчас же в дверях появился сутулый старец с чернильницей и скрученным в рулон бумажным пергаментом.
— Ваше Величество!!! — внезапный выкрик Павла Потоцкого оказался неожиданностью не только для Степана.
— В чем дело?
Генсек заметно нервничал, мялся, не зная, как сформулировать мысль, которая только что пришла ему в голову.
— Говорите, господин Генеральный Секретарь, у нас мало времени.
— Мне кажется, у вас нет надобности издавать приказ об освобождении из-под стражи госпожи Махровой, я вспомнил это нашумевшее дело. По приговору военного трибунала госпожа Махрова была приговорена не к пожизненному заключению, а к смертной казни, если мне не изменяет память.
Глаза Татьяны Романовой расширились:
— Вы уверены?
— Не совсем. Дело давнее, но проверить правоту моих слов большого труда не составит. Вам нехорошо? — теперь толстяк обращался уже к Степану, лицо которого превратилось в застывшую, мертвенно-бледную маску. Глаза — и те как будто потеряли свой цвет, они словно выцвели изнутри, а губы его шевелились, раз за разом повторяя одно и то же слово:
— ИльсаИльсаИльса…