* * *

Этот немыслимый взрыв чувств вышвырнул Вэру из Реальности. Она мерцала, плавилась, ускользала, — как, впрочем, и он сам. Когда он окончательно очнулся, всё ещё отчасти ошалевший, то какое-то время смотрел в потолок, пытаясь понять, где это он, и что с ним. Потом с трудом приподнялся на руках, — и тут же испуганно замер. Хьютай лежала совершенно неподвижно, часто дыша. Казалось, она потеряла сознание, и то ли вздагивала, то ли всхлипывала в забытье. Анмай осторожно поглаживал её, стараясь успокоить, но измученная девушка не реагировала. Ему пришлось долго растирать ей подошвы и уши, легонько нажимая на чувствительные точки, пока глаза Хьютай вновь не заблестели. Анмай смутно помнил, как обмывал мокрую от пота подругу, как вытирал её громадным махровым полотенцем, — от волос до пальцев босых ног, — как нес её на руках… Ему казалось, что прошли многие часы, — или даже жизни. Он ещё несколько раз успел заснуть и очнуться на ходу, путая реальность с обрывками снов, ярче которых не видел. Растянувшись, наконец, на постели, он вмиг забылся теплым, бездонно глубоким сном…

* * *

Анмай проснулся, когда чьи-то пальцы дразняще скользнули по подошве его босой ноги. Он рефлекторно отдернул её, — и с удивлением обнаружил, что его крепко держат за лодыжку. В первый миг он испугался… потом вспомнил всё и засмеялся, крутя ступней и сжимая в кулачок пальцы, пытаясь скрыть хотя бы самые чуткие места.

— Лежи смирно, — усмехнулась Хьютай. — Иначе не получишь еды.

— Еды? — в животе у Вэру заурчало, и лишь сейчас он понял, насколько он голоден.

— Ты должен много есть, чтобы быть сильным, — вновь усмехнулась Хьютай. Она взяла с тарелки бутерброд, — с ветчиной и зеленью, — и поднесла ко рту юноши. Анмай тут же вцепился в него зубами, отхватил здоровенный кусок и принялся жевать. Хьютай, с той же ухмылкой, налила в стакан молока и дала ему попить. Потом снова протянула ему остаток бутерброда…

Есть лежа, с рук, было… не то, чтобы неудобно, — просто очень непривычно, но протестовать не хотелось. Анмай стрескал пять или шесть бутербродов и выдул не меньше литра молока, — собственно, он съел всё, что принесла ему Хьютай, и замер, с наслаждением чувствуя тяжесть в животе.

Хьютай глубоко вздохнула, словно бросаясь в омут, потом вдруг подмяла его, сжимая его закинутые за голову руки. Её густые вьющиеся волосы окутали лицо юноши. Он оказался в жаркой темноте.

— То, что ты дал мне, — прошептала Хьютай во мраке, — это чудо, великий дар. Я понимаю, что не смогу дать тебе такого же в ответ, но…

Анмай тихо рассмеялся. Она была такой прохладной, гладкой, упругой…