Лукас сердится:

— Ты же монах. Ты должен знать такие вещи!

— Отчасти монах, помнишь? — выразительно вскидывает тот брови.

Я округляю глаза:

— Я знаю, знаю. Три из четырех обетов.

— А ты хотя бы можешь вообразить, сколько существует храмовых ритуалов здесь, в Колониях? Или, если уж на то пошло, сколько здесь храмов? Раньше было принято в случае смерти человека возводить храм. А ты знаешь, сколько людей умерло в этой части мира даже и до Того Дня? — Биби качает головой. — Храмов здесь огромное множество.

Тима смотрит на меня:

— Можешь ты найти дорогу к этим голосам?

— Думаю, да.

Все идут за мной шаг в шаг, только Ро молча подходит ближе и идет рядом, и мы направляемся в темноту, к гигантской волне человеческого шума, что вливается в мою голову.

Наконец я протискиваюсь сквозь густые заросли молодого бамбука, и мы видим их на тропе внизу.

Тысячи фонариков и свечей, река человеческих существ и света. Такое я видела в своей жизни лишь раз. В ту ночь, когда мы уничтожили Икону в Хоуле.

У меня такое ощущение, будто мы оживаем. По-настоящему оживаем. Тима вспоминает фонарики, другие фонарики, плывущие в небе. Лукас думает о торте в честь дня рождения. Ро сосредоточен на огне. Я все это чувствую.

Биби улыбается. Он думает обо мне. Гадает, как я все это воспринимаю. Пытается понять, что я вижу.

— Все, — просто отвечаю я.

Его глаза изумленно расширяются. Он не ожидал от меня ответа.

— Это и чудо, и тяжкая ноша… — Он кивает.

Я молча пожимаю плечами.

— Идемте, — говорит Биби. — Мы присоединимся к нашим друзьям. Их там не меньше тысячи. Они доведут нас до храма. Ват Дой Сутхеп. — Биби усмехается, глядя на меня. — Ты их чувствуешь?