Глаза Заксы остановились на лице Великого Тура.
— О, Великий Тур, отец Барсума! — закричала она. — Смотри на приносящих жертву. Мы перед тобой, Всевидящий, Всезнающий, Всемогущий, Единый! Не гневайся больше на нас в молчании. В течение столетий ты не удостоил нас, верных твоих рабов, ни единым словом. Никогда со времен Хор Сана, высшего жреца, взятого тобою в ту давнюю долгую ночь таинства, ты ни разу не разомкнул уст перед народом. Заговори же, Великий Тур. Дай нам знать, прежде чем мы погрузим вот этот кинжал в сердце нашей жертвы, что дела наши приятны для твоих глаз. Скажи нам, куда девались двое, которые пришли сегодня, чтобы убить твою высшую жрицу, открой нам судьбу Саг Ора. Скажи Великий Тур, прежде чем я ударю! — и она подняла тонкий, длинный кинжал над сердцем Дар Таруса и посмотрела прямо в глаза Великого Тура.
И тут, как молния в небе, меня пронзило ни с чем не сравнимое вдохновение. Рука моя схватила рычаг, управляющий глазами Тура, и я стал вертеть ими, пока они не описали полного круга и не остановились на Заксе. Эффект был магический. Никогда до этого я не видел полный зал людей, так абсолютно ошеломленных и сраженных благоговейным страхом, как здесь. Когда глаза вернулись к Заксе, она, казалось, окаменела, и медная кожа ее приняла мертвенно бледный оттенок. Кинжал непоколебимо оставался над сердцем Дар Таруса. В течение столетий никто не видел глаза Тура движущимися. Затем я поднес разговорную трубку к губам и по залу пронесся и загрохотал голос Тура. Как из единой огромной глотки прозвучал вздох собравшихся в храме, и все упали на колени и спрятали лица в ладонях.
— Мой приговор! — крикнул я. — Не ударяй, или я сам ударю тебя. Жертвоприношение — Туру!
Потом я замолчал, пытаясь придумать, как лучше использовать полученные преимущества. Согнутые головы со страхом, одна за другой, приподнимались, и испуганные глаза искали лицо Тура. Я дал им еще повод для дрожи, заставив глаза бога медленно блуждать по отворачивающимся лицам, и пока я это делал, меня осенила другая мысль, которую я тихим голосом передал Гор Хаджусу. Я слушал его хихиканье, когда он спускался вниз по лестнице, чтобы претворить мой план в действие. Снова прибег я к действию разговорной трубы.
— Жертвоприношение — для Тура! — загрохотал я по храму. — Тур убьет его собственной рукой. Погасите свет, и пусть никто не двигается под страхом смерти, пока Тур не даст разрешения. Ниц! Прячьте лица в ладонях! Кто бы ни увидел, будет ослеплен, когда Тур появится среди вас.
Снова все пали ниц, и один из жрецов поспешно погасил свет, ввергнув храм в абсолютную темноту, и пока Гор Хаджус был занят своей частью представления, я старался покрыть любой другой шум, который мог быть случайно им произведен, при помощи беглого огня небесного красноречия.