Нескрываемое торжество, откровенная радость долгожданной победы были ясно написаны на лице мальчика. Всегда такие непроницаемые глаза Гила сейчас сияли, как стальные лезвия на солнце.

— Тебя интересовал конец, капитан? — напомнил он пораженному Боину, сверкнув белозубой улыбкой — первой настоящей улыбкой, увиденной капитаном на этом лице. Боин безмолвствовал, не в силах произнести ни звука.

— Так ты считаешь, что последняя война слишком затянулась? — не дождавшись ответа, задал юнга очередной вопрос. Капитан молчал.

Пожалуй, это справедливое замечание, — констатировал Гил. — Кстати — поздравляю: не ты один придерживаешься такого мнения. Признаться, даже мне она успела немного поднадоесть…

Юнга заложил большой палец правой руки за пояс и криво усмехнулся.

— Не обессудь, капитан, но я не могу обещать, что ты увидишь конец Великой Войны!

Гил слегка повел плечом, и Боин на мгновение увидел его истинный облик. Короткий, подобный озарению, миг. Капитана шатнуло. Он рухнул на колени.

Мальчик отвернулся и не торопясь пошел прочь ступая прямо по воздуху.

«Шаг… Второй… Третий…» — успел сосчитать капитан Боин. Прежде чем на него обрушился Ад.

Дарлинг

Дарлинг

Мужик, а мужик!

Мужик даже бровью не повел. Он лежал неподвижно, там, где упал — у дверей подсобки — гостеприимно раскинув руки, уставя неподвижный взгляд прямо перед собой, но не в потолок и не на Вовчика, а, очевидно, куда-то в мировое пространство.

— Констатирую смерть, — деловым тоном сообщил Вовчик, подняв морду от индифферентного лица свежепреставившегося мужика и покосившись левым глазом в мою сторону.

Вот ведь черт! И угораздило ж его так сразу!..

А всего-то делов, что два симпатичных таких волчка с горящими глазами перегрызли прутья оконной решетки и влезли один за другим в мясную лавку через открытую форточку. Ну бросился бы за ружьем, или там за топором, или — на худой конец — к телефону, пожарную охрану вызывать. А он — нате вам! — рухнул замертво. Сам виноват. Не будет вечерами форточки распахивать.

— Ладно. — Взгляд мой поневоле пожирал мясное изобилие в витрине, а нос свидетельствовал, что за дверью подсобки, откуда вышел впечатлительный мужик, имеет место еще куда большее изобилие. — Съедим все, что сможем, и ходу отсюда!

Вовчика уже рядом не было. Перескочил стремглав через покойника, забыв об угрызениях. В подсобке уже что-то гремело, открывалось, что-то там тяжело перекатывалось и увесисто шлепалось. Потом вся эта неэстетичная возня сменилась Вовчиковым голодным ворчанием вперемежку со смачным чавканием. Вот акула толстокожая! Ведь всю лавку сожрет, если вовремя не остановят!