Существует этика и малодушие. Эти два понятия не смешиваются, хотя очень часто по обличью и эффекту одинаковы.
Если бы Боги не притворялись людьми, люди в ужасе отпрянули бы от них, как от пауков.
Поздняя весна, Новой Империи Год 20-й (4132 год Бивня), Верхняя Истиули
Тени отсутствующих предметов всегда холодны. А Варалту Сорвилу многого недоставало.
Как мать читала ему перед сном или отец поддавался в борьбе на пальцах. Не хватало смеха и надежды.
Утрата – вместе с тем и память. Это ядро ее власти. Если вам случилось потерять воспоминание о человеке – как, по словам Эскелеса, теряли Нелюди, – тогда утрата будет полной, совершенной, и мы сможем продолжать забывать. Но нет. Боль держится на весах утраты и сохранения, в равновесии потерь и сознании, что было потеряно. В сосуществовании двух несравниваемых людей, одного – с отцом и матерью, другого – без них. Одного – обладающего гордостью и честью…
И другого – без них.
И прежний человек в нем продолжал жить шутками, вопросами и соображениями, которыми можно поделиться с отцом. Харуил часто говорил с сыном. А новый был сиротой, дрожащим и пошатывающимся, ощупью ищущим утраченную опору. И это признание своего краха, окружающего со всех сторон холода, поразило его, словно в первый раз…
Твой отец мертв. Твой народ в рабстве.
Ты один, пленник в войске врага.
Но парадокс, а иные скажут – трагедия, человеческого существования заключается в том, что мы легко возвышаем наши жизни над пустотой. Нас растят для этого. Люди вечно ведут счет своим утратам, накапливая их. Есть смысл в том, чтобы приносить себя в жертву, и никакого оправдания этому. Обижаться – значит считать всех своими должниками.
Но сейчас даже этот исполненный горечи фарисей испарился…
Сорвил проснулся с тяжелой головой, в которой путались обрывки воспоминаний прошлой ночи. Последние безумные моменты, проведенные с Эскелесом в самом центре ада, лицо Сервы, зависшей над землей, окрашенное светом и тенями, изрыгающее невнятные проклятия…
Темное, славное лицо Цоронги, улыбающегося затравленной улыбкой.
– Ты получил удар по голове, конник. Хорошо, что у тебя в голове больше черепа, чем мозгов!
Выбеленная картина, обрамлявшая наследного принца матовым сиянием. Сорвил поднял руку, словно хотел наметить собственный образ, и попытался сказать какие-то фальшивые слова, но у него перехватило дыхание. Все тело покалывало от утрат предыдущих недель. Он чувствовал себя бурдюком для вина, из которого выжали все до густого осадка на дне…