— Не заткнетесь, овцы, всех порешу, вот этими руками! — рыкнул, и бабьи вопли как ветром сдуло. — Все, угомонились?

Деревенские тихо гудели, бросали по сторонам испуганные взгляды и жались друг к другу. Понять их сейчас оказалось бы не сложно даже дураку Фофану, помощнику пастуха. Но дурачок, незлобивый крепкий детина вряд ли что смог понять. Кровь, текшая из расколотого ударом боевого топора черепа, уже начала запекаться. Мухи слетались к лежащему посередке между домами Плешачихи и Долота телу, жужжали, садились в красное и липкое. Что глупый здоровяк сделал налетчикам — никто не знал.

Четырехрукий, высившийся над самыми высокими мужиками башней прошелся вдоль толпы. Покачался на каблуках, сплюнул в пыль.

— Стадо человеческое… — подошел к хмурому старосте. — Что, чистый, страшно?

— Страшно, — староста опустил глаза. — Как не страшно-то?

Мутант довольно растянул губы в усмешке и сплюнул. Для разнообразия — прямо на сапог старосты.

— Всех пригнали? — он повернулся к остальным налетчикам, лениво смотревшим на деревенских. — Не слышу!

— Всех. — К нему торопливо подбежал невысокий, похожий на хорька человек. На руках у недомерка с острыми треугольными зубами староста углядел шесть пальцев. — Вон в том дворе совсем пусто, мамой клянусь. А так — все проверили.