Мальчишка в конуре забился в самый угол, зажимая уши, и тихо плакал. Вопли и ор снаружи потихоньку становился все тише. Пока не пропали полностью. А потом калитку все же вышибли.

Медведь не бросился на вошедших. Встал, расставив лапы, и зарычал. Низким горловым басом, говорящим только одно: не подходи.

Но они подошли. Стрелять по псу не стали, красовались, поигрывая длинными клинками. Двое поплатились, чуть позже упав на землю, хрипя разорванными глотками и загребая землю костенеющими пальцами. Только тогда невысокий острозубый тип расстрелял пса. Подошел к конуре, перешагнув через все еще тянувшегося к нему Медведя, заглянул в темноту. Принюхался, втягивая воздух широкими ноздрями.

— Псиной несет, не пойму ничего.

— Да пальни ты туда, Хорь, а лучше так гранату кинь. Только давай мы отойдем.

— Вот еще, гранаты тратить.

Хорь выстрелил в будку из широкоствольного пистолета, встал и пошел на улицу. Если бы он не пожалел картечи, заряженной в двухствольный обрез, мальчишка не выжил.

Он выбрался из конуры уже поздним вечером. Ухо ему оторвало пулей, и лицо, шея и живот оказались покрыты засохшей красной коркой. Малец остановился у холодного Медведя, погладил пса по грязной шерсти и пошел дальше. Молча, спокойно и не спеша.