– Почему Старейшие помогают бротскому узурпатору? – негодовала Сочия. – Ведь церковь хочет их уничтожить.

Разговор шел за скудным обедом, который состоял из куска старого сыра и черствого хлеба и проходил в каморке возле кухни в обители графов Кастрересонских.

– Я, конечно, только предполагаю, – отозвался монах, – но готов поспорить, что сейчас там, за стенами, люди задаются похожим вопросом: почему же это Старейшие помогают нам, если здесь никто не желает их возвращения?

Девушка хотела поспорить, но передумала.

– Ночь ни на чьей стороне, – продолжал монах. – Нам только кажется, что она поддерживает кого-то, потому что все мы видим и слышим лишь немногое, доступное смертным.

Хотя, если вспомнить то, что случилось на восточном берегу Дешара, Ночь на этот раз, возможно, все же имела свои предпочтения.

– Им помогают члены коллегии.

– Помогают, – согласился старик. – И видимо, лучшие из лучших.

Захватчики даже не скрывали этого. Правда, не все пришедшие с армией патриарха принципаты имели громкую славу. Но вот о Муньеро Делари слухи ходили самые пугающие. А еще с ними был Бронт Донето, который отправился в Антье, – возможно, самый могущественный член коллегии. Всю жизнь он скрывал свои истинные способности.

– Нам нечего им противопоставить.

– Нечего. Все преимущества на их стороне.

В каморку вошел мрачный Бернардин Амбершель.

– Они отбили башню на противоположном берегу, – сказал он. – И начали сооружать наплавной мост. Ночью мы постараемся его разрушить, но вряд ли нам улыбнется удача. Мало кто из горожан рискнет снова выйти за стены.

Амбершель явно что-то недоговаривал, и монах чуть махнул рукой, словно подбадривая его.

– Патриаршее войско все еще не может взять город в сплошное кольцо.

Две пятых армии главнокомандующего отправились осаждать Антье и Шивеналь, и еще множество солдат захватывало окрестности Кастрересона, поэтому всего под стенами Белого Города собралось не больше восьми тысяч человек. Хотя даже такого войска в Коннеке не видывали вот уже несколько веков.

– Возможно, придется уходить, пока не стало еще хуже, – продолжал Амбершель.

– Я думал, Кастрересон неприступен, – отозвался монах.

Хотя он знал, что беженцы начали покидать город сразу же, как только появились первые отряды патриарших воинов. Те беглецам не препятствовали – пусть идут и станут лишними ртами где-нибудь в Коннеке.

– Мог бы быть неприступным, если бы местные вельможи действительно хотели его защитить. Но они не желают признавать, что мы в осаде. Никто не хочет пожертвовать своим домом, чтобы обеспечить камни для баллист. «Только не я, пусть сначала другой». И все уверены, что вот-вот подоспеет помощь из Каурена и Навайи.