– Неужели? – усмехнулся брат Свечка. – И кто же из вас, барышни, обладает достаточным даром ясновидения, чтобы предугадать подобные перемены?

– Ха! – фыркнула Сочия, прекрасно зная, что в этом споре ей не победить.

– Мы принимаем решения, пользуясь теми знаниями, которые у нас есть. Со временем вы поймете: невозможно знать все, чтобы принять самое правильное решение. Мы просто делаем то, что от нас зависит, и надеемся на лучшее. Или ведем себя, как герцог Тормонд, – ждем до тех пор, пока не настанет время принять решение.

Сочия даже зарычала от злости:

– Да, сначала ждем, а потом уже поздно. Поняла-поняла. Но я же не обязана всему этому радоваться! Что теперь?

– Пойдем в Каурен. Поможем этим людям вернуть свое имущество.

Конгрегация наверняка попыталась завладеть достоянием ищущих свет, которые ушли из города.

Но, как вскоре выяснил брат Свечка, власть Конгрегации в Каурене сошла на нет. Ее члены жестоко поплатились за победы патриарших войск под Кауреном. Пробротские епископальные церкви безжалостно разграбили, священников изгнали. А их прихожане, чтобы защититься, сбивались в шайки и называли себя солдатами алого креста, потому что, выходя на улицы, они облачались в черные туники с нашитым красным крестом.

Те же чалдаряне, которые поддерживали нового вискесментского патриарха Непримиримого, носили светлые одеяния с черными, синими или даже лиловыми крестами. А часть молодых и решительно настроенных мейсалян выбрала для своих патрулей белые наряды с желтыми крестами.

Одна швея рассказала брату Свечке, что эти своеобразные ополченцы выбрали в качестве символа именно крест потому, что так дешевле всего: цветная материя стоит дорого, а с другими фигурами оставались бесполезные обрезки.

Каурен изменился до неузнаваемости. Все жители разделились на отдельные воюющие фракции. Почти каждый день на улицах происходили потасовки. Герцог Тормонд безуспешно пытался прекратить беспорядки, но сил ему для этого не хватало.

– Я-то думала, всех дураков поубивали в последней битве, – фыркнула Сочия.

– Человеческая природа такова, – отозвался брат Свечка, – что дураки чаще всего как раз не погибают. Умоляю только, не говори этого при Кедле.

О муже Кедлы все еще не было вестей. Его отряд разгромила тяжелая кавалерия главнокомандующего. Те, кому удалось уцелеть, рассказывали о сражении неохотно, – видимо, сами они сбежали еще до его начала. Те же, кто рассказывал, о судьбе Сомса ничего не знал.

– Если не погиб, так еще объявится, – заявила Сочия. – Как по мне, так он спал и видел, как бы сесть всем на шею.