Саша задрожал, понимая, что раз он не помер, то сейчас станет только хуже. И явно может стать больнее.
Морхольд сел рядом, достал мачете, покрутив его прямо перед лицом «мягкого». Понимая, что у него на лице так и написано кровожадное удовольствие и неприкрытая садистская радость от обладания этой нехилой стальной штукенцией.
– Ну, расскажи мне про Бригаду и про то, на кой ляд они прут к Анапе. Расскажешь?
Саша закивал, закусив губу.
– Умница. А если ты запнешься или начнешь врать, то смотри вон туда, – Морхольд дал ему подзатыльник. – Да не туда, дурак, на бочку смотри. Там еще до хрена углей. Я засуну туда свой мочет и потом начну медленно втыкать его, аж малинового от жара, тебе в кишки. И даже стану поворачивать, веришь, нет?
Саша поверил, чуть не потеряв сознание. И заткнуть его потом оказалось практически нереально. Поток словоблудия приходилось изредка даже останавливать. И выходила весьма неприглядная картина.
Бригада оказалась немаленькой. Оголтелые и злобные шпаргонцы, скованные воедино лютой волей главаря, Шефа. Да, именно так его и звали. Без всяких там страшных Колосажателей, Отцов Боли или Раздраконивателей. Уже только за такое емкое краткое прозвище стоило оценить этого последователя Махно по достоинству.
Двести отпетых сорвиголов, сбежавшихся к нему со всего края, причем даже со Ставропольского и куска Ростова. При десяти пулеметах, минометном взводе в три трубы и группе разведки. Механизированная часть, правда, сильно подкачала. И состояла из одного старого БТРа, горючее для которого возил наливник, жравший ровно его половину. Но и этого явно хватит, чтобы задать хорошую трепку анклаву, сложившемуся в бывшем Джемете. В том случае, какой выпал.
Дела складывались хреновастые, что и говорить.
Морхольд вполне трезво оценивал свои шансы. Их оставалось все меньше. И если Бригада уже почти там, то вряд ли он успеет раньше, чтобы попасть внутрь и помочь осажденным. Но останавливаться Морхольд не собирался. Это вот на самом деле глупость. И идиотизм.
И что тогда? Все просто. Надо поторопиться. И Морхольд прекрасно понимал, кто ему поможет.
Чолокян, все еще кривясь от боли, стоял возле лошадей. Гладил чалую смирную кобылку, мирно хрустящую чем-то из торбы.
– Ты как? – Морхольд остановился рядом. Чолокян вздрогнул, но тут же успокоился. Черный плащ, снятый с вожака, бросался в глаза издали, как тут не перепугаться?
– Нормально. – Чолокян отвернулся, уставившись в гриву любимицы. – Лошадок взять хочешь?
– Ну да, – Морхольд кивнул. – Очень надо.
– Понятно.
Чолокян явно боролся с самим собой. И Морхольду вовсе не улыбалось ждать результата борьбы долго. Этот, как и все остальные, торчали ему серьезно. Самое дорогое, свои клятые жизни. И жизнь самого Чолокяна стоила подороже двух-трех лошадей. Но побороть жадность тяжело, ох и тяжело.