– Тогда прекращай причитать – меня могут хватиться в любой момент и тогда придут сюда. Времени очень мало. Собирай вещи, я запрягу лошадь в повозку.

– А Васька?

– Куда же без него? Не бросать же мальчонку.

Лена бросилась в комнаты, засуетилась, собирая вещи. Глядя, как она запихивает вещи в узлы, я мягко ее остановил.

– Лена, только самое необходимое: мне – запасные штаны и рубаху, себе – пару-тройку сарафанов, да Васькину одежду не забудь. Все взять не сможем, у нас всего одна телега.

Ленка уселась на узел, заплакала.

– Как же я все брошу? Только жить начала по-человечески. А дом как же?

– И дом придется оставить. Я деньги возьму – на новом месте дом купим и одежду. Слава богу – не зима, много одежды не требуется.

– И паромы бросаешь?

– А что делать?

– Напиши письмо Ивану Крякутному, брось через забор – пусть дом и паромы продаст. Даст бог – свидимся, он человек честный, деньги отдаст.

– И то верно.

Я написал письмо Ивану, вкратце объяснив, что облыжно обвинен, второпях покидаю город и прошу продать мой дом и оба парома. За деньгами при случае приеду сам или пусть передаст сам с оказией. Куда направлюсь – не сообщил. Мало ли, слуги прочитают али сам сболтнет – по глупости, не со зла.

Я собрал все ценности – трофейное оружие разбойничье, украшенное золотом и драгоценными каменьями, татарское злато-серебро. Груз был тяжелый, но уместился в двух кожаных мешках.

Выйдя во двор, я запряг коня, подогнал его к крыльцу. Перетащил все мешки и узлы. Лена разбудила уже уснувшего Ваську, оба вышли. Я попросил не шуметь, мы уселись на телегу и выехали со двора.

Не сговариваясь, мы с Леной обернулись и с грустью посмотрели на дом. Сколько счастливых минут мы здесь провели, с какой любовью Лена обустраивала наше гнездышко, и вот теперь все идет прахом. Во мне закипала злость – сколько я буду прятаться, таскать за собой семью. Я не чувствовал за собой вины, и почему должен скрываться?

Я направил лошадь к дому купца и остановился на перекрестке, не доехав пару домов. Достал письмо, заранее примотанное к камню, бросил его во двор, поближе к крыльцу. Ежели повезет – слуги отдадут купцу, а дальше – как подскажет ему его совесть.

Мы же направились по ночному городу к воротам. Хорошо, что у нас не Москва. На ночь улицы столицы перегораживали заграждениями из жердей, напоминающими противотанковые «ежи» времен Второй мировой войны. У каждого заграждения стояла городская стража. Ночью ходить по улицам воспрещалось, а ежели кто и ходил, то только с фонарем и должен был иметь вескую причину для ночных вояжей. В противном случае нарушителя сажали в поруб и поутру нещадно били батогами. Все московские строгости были направлены против разгула ночной преступности, которая и в самом деле не имела границ и ужасала обывателя.