— Вывод нашей авиации обратно в Россию значительно снизит ее эффективность, сэр. Многим из наших самолетов придется действовать на пределе боевого радиуса. Им придется либо нести дополнительные топливные баки, что снизит боевую нагрузку, либо идти на серьезный риск, связанный с дозаправкой в воздухе в боевых условиях.

— Верно, — сказал Грызлов. — Но это не имеет особенного значения.

— Прошу прощения, господин президент? — Недоуменно спросил Соколов.

— Насколько сократиться эффективность наших самолетов при базировании дальше от линии фронта? — Спросил Грызлов Максимова. — На целых пятьдесят процентов?

Пожилой командующий ВВС нахмурился.

— Возможно. Но я полагаю, что меньше — при хорошей подготовке и планировании маршрутов.

Молодой президент России улыбнулся, на этот раз более дружелюбно.

— А сколько самолетов вы можете обеспечить для этой войны, даже с учетом потерь, понесенных ночью?

— Около пятисот истребителей и ударных самолетов, — ответил Максимов.

Грызлов улыбнулся еще шире.

— Значит… У поляков имеется в лучшем случае, пятьдесят современных болевых самолетов, которым мы можем предоставить около двухсот пятидесяти эквивалентных. Скажите, генерал-полковник, при прочих равных, кто победит в воздухе при пятикратном превосходстве?

Максимов впервые немного оживился. Он сел немного прямее.

— Мы, господин президент.

— Именно, — сказал Грызлов и фыркнул. — Пускай поляки и их тайные союзники, если они действительно существуют, наслаждаются первым мимолетным успехом. Если мы все сделаем все правильно, это будет их последний повод для радости.

Максимов сел еще прямее. Его лицо, казалось, возвращало прежнее выражение.

— Хорошо сказано, Геннадий!

Грызлов допустил эту маленькую неформальность. Ведь когда-то старик был его учителем.

— И, на этой ноте, я предлагаю нанести по полякам ответный удар, — продолжил Максимов с еще большим энтузиазмом. — Даже еще сильнее, чем они нанесли по нам!

Грызлов поднял бровь.

— Да?