— Не думай о том, о чем ты сейчас думаешь. — Ласка потерлась щекой о плечо и, лениво потянувшись, зевнула. — Это нехорошие мысли. И старого сморчка не слушай. Нельзя доверять наир.

А сама щурится, узкие глаза проблескивают хитрой зеленью, а пальцы, уже отогревшиеся, вырисовывают на коже знакомые узоры. Ну кошка лядащая!

— Что? — мурлыкнула она на ухо. — Я же говорю, нельзя доверять наир…

Когда Бельт все же выбрался из кареты, Око разгорелось достаточно, чтобы пробиться сквозь облака и залить долину Гаррах тускловатым светом. Тот собирался полосой яичной желтизны над щеткой далекого ельника, рассыпался по сугробам, скользил по зубцам крепости Вед-Хаальд, шелкам шатра Ум-Пан и стенкам кареты.

Стихийный лагерь начинался у самого въезда в долину с костров и разбросанных в беспорядке палаток, повозок, фургонов; с людей и лошадей; волов и бродячих собак. Лагерь тянулся по левому берегу реки, порой выползая на серый плотный лед или взбираясь на крутые берега, тонул в сугробах и топил снег ногами да горячим дыханием толпы. Лагерь по дуге огибал деревянную постройку, прозванную Замирным Домом, и кольцо из разноцветных шатров, окруживших её. Добирался он и до Вед-Хаальд, останавливаясь локтях в трех от порушенной стены. Ближе подходить люди опасались.

Где-то под снегом лежали останки прежней фактории, а рядом, как пить дать, широкие канавы, в которых прикапывали умерших. Тех, кому повезло быть похороненными. Чуть дальше, уже на выезде из долины, другие канавы — это для тех, кто умер не сразу. Верно, были и еще ямы, которые протянулись вдоль тракта, по обочинам, подкармливая серую придорожную траву. Но немногие вспоминали о них нынче… Сегодня Око улыбалось, глядя вниз, на Гаррах, Вед-Хаальд и Замирный дом.

Мир — это хорошо. Что на земле, что в сердце. Мир — это когда жить хочется, а не выживать. Правда, до недавнего времени выживать было как-то привычнее.

Скрипнула дверь и из кареты выпрыгнула Ласка. Поежившись, она торопливо натянула на голову капюшон, а руки спрятала в рукава.

— И куда собралась?

— Ну… я погуляю. Просто погуляю, далеко не пойду, честное слово. К реке и назад. А ты иди — заждались, небось.

Ласка слизнула с губы снежинку и, зачерпнув горсть легкого свежевыпавшего снега, вытерла лицо. Кожа тотчас заблестела влагой, а волосы слиплись острыми прядками.

— Старикашке передавай поклон!

Хэбу, выбравшийся из шатра, сделал вид, что не слышит. И, пожалуй, даже не видит. Поприветствовал Бельта, проигнорировав Ласку, словно ее здесь и вовсе не существовало. А она в свою очередь, повернувшись к Ум-Пану спиной, бодро зашагала в направлении реки.