Их пестрая группа притягивала все больше любопытных. Предвкушая очередное забавное развлечение, орда расступилась. И впервые удалось поглядеть на тегина. Тот стоял, прислонившись к золотой шкуре сосны, вытянув руки над треногою с углем, и разговаривал с кем-то, кого скрывала тень и ветви.
Кырым, поправив меховой воротник, внимательно посмотрел на Турана, потом на Куну и в последнюю очередь — на Аттонио.
— Пропустить, — наконец приказал хан-кам.
Туран на ватных ногах двинулся вперед, наравне с Гыром. Художник тоже дернулся, рука кунгая преградила путь.
— А как же я, ясноокий Кырым? Я имею дело чрезвычайной важности!
— Мы знакомы? — Хан-кам даже не обернулся, хоть и остановился. Так и говорил через плечо.
— Я — Аттонио из Пелитьеры, мастер живописи. Вы должны были обо мне слышать. Мы даже встречались…
— Это вы делали работу для Тувина? «Бестиариум»?
— Именно я. Именно.
— Книга бездарна, рисунки хороши. Но вам здесь не место, уважаемый.
— Как — не место? Самое место, ведь должен же кто-то запечатлеть знаменательнейшее событие в жизни Наирата? Должен же?
— У вас слишком специфическая манера рисования для такой работы.
— Она наиболее соответствует моменту.
— Вы заблуждаетесь, Аттонио из Пелитьеры, к тому же сильно, — произнес Кырым и повернулся к кунгаю: — Пусть этот человек побудет здесь, не прогоняй его. Но и не пускай дальше этой вот сосны.
Воин поклонился, принимая приказ, а Кырым все же удостоил мэтра взглядом.
— Думаю, вам вполне должно хватить. Отсюда видно достаточно. Запоминайте.
Тегин был высок и тонок в кости, это стало особенно заметно сейчас, когда он, готовясь к байге, снял доспех. Наброшенный поверх рубахи плащ, хоть и спасал от холода, но не скрывал неестественной худобы будущего правителя Наирата. Он и двигался нелепо: неестественная резкость жестов, словно тегин не в силах был управиться с собственным телом, вдруг сменялась столь же неестественной плавностью. Не человек — тень на стене.
Однако у тени есть лицо — типичного волоха. Смуглокож, узкоглаз, нос тонкий, губы пухлые. В нижней — серебряное кольцо, на котором дрожит от дыхания капля влаги. А вот и глаза — синие, яркие-яркие. Только чудится вот в этой синеве нечто нехорошее. Хотя, чего от волоха хорошего ждать-то? И Туран, стремясь избежать этого взгляда, поспешно согнулся в поклоне.
— Он из Кхарна? Это тот человек, о котором ты говорил? Отвечай!