Светлый фон

Рваный возмутился, перевел «калаш» на Падлу:

– Ты слишком много себе позволяешь, бандюга несчастный! Привал только командир объявляет, а ты так, сбоку бантик.

Падла широко ухмыльнулся и сбросил рюкзак под елью:

– Ну так пусть объявит, а я уже привалил.

– Бандитские порядочки! Даже в «Свободе» себе такого не позволяют. Раз поход – значит, поход, и все терпят! А ну вставай, гнида! – возмущался Рваный, размахивая автоматом.

– Вот ты и терпи, терпила, – пробормотал Падла, расстегивая клапан рюкзака и вынимая консервные банки.

– Привал, – сказал Долг негромко. – Нам действительно нужен отдых.

Свободовец застыл с поднятым «калашом» и раскрытым ртом, удивленно уставился на командира. Затем передернул широкими плечами, освобождаясь от рюкзака.

– Давно пора! – воскликнул он.

– Заодно поподробнее расспросим нашего нового друга, – сказал Цыган, падая на землю и вылезая из лямок. Пока за ними гнались военсталы, было не до ран, но теперь ободранные ладони напомнили о себе. Шипя и ругаясь, Рамир кое-как раскрыл рюкзак и вытащил аптечку.

– Давайте помогу, – предложил Ботаник.

Монолитовец подошел ближе, заложив руки за спину, встал возле Ботаника, опустившегося на ствол поваленной ели, – то ли надсмотрщик, то ли заключенный.

Падла кинул под елкой свернутый рулоном спальник, сел на него. Рваный доставал хлеб и сосиски, Сержант вынул из рюкзака термос с уже остывшим скорее всего чаем и банку тушенки.

– Будешь есть? – спросил Цыган, протягивая монолитовцу бутерброд. Ладони у него были замотаны бинтом в несколько слоев.

– Огонь не разводим? – спросил Падла, крутя котелок.

– Нет, – сказал Долг. – Возможно, скоро появится вертушка, нас могут засечь.

– Понял, без проблем. – Бандит засунул котелок обратно в мятый полиэтиленовый пакет и убрал в рюкзак.

– Я могу обходиться без еды двое суток, – глухим безжизненным голосом отозвался монолитовец.

Рваный отломил полбуханки, вгрызся в серую мякоть, засунул в рот целую сосиску и нажал жевать, по лицу его разлилось умиротворение.

– Ботаник, это тебе! – Цыган повернулся, ища взглядом лаборанта. – Эй, я тебе говорю!