Борясь с раздражением, инспектор спустился по лестнице и наконец-то услышал чьи-то голоса.

Он зашел в кухню с черного хода. Это было просторное помещение, около тридцати шагов в поперечнике. Адамат невольно удивился, как много здесь припасов, притом что в доме остались лишь несколько человек. Пучки разнообразных трав под потолком, консервированное мясо на тщательно протертых полках, мешки с зерном, не тронутые мышами. В дальнем конце кухни, перед единственной разожженной печью, стоял мужчина в белом переднике и поварском колпаке, что-то напевая себе под нос.

– Прошу прощения! – окликнул его Адамат.

Человек обернулся, инспектор взглянул на его профиль и почувствовал, как ноги наливаются свинцовой тяжестью. Он схватил трость, повернул рукоятку, обнажая клинок, и направил острие на беглого Первосвященника Черлемунда.

– Вы? – прошипел Адамат внезапно пересохшими губами.

Черлемунд удивленно приподнял брови. Его передник был измазан в муке, а в руках он держал скатанное в трубочку тесто.

– Э-э… что?

Адамат приоткрыл рот, но и сам не очень понимал, что хочет сказать. Первосвященник был мерзавцем, предавшим родину, он дважды ранил инспектора в поединке. Но сейчас, похоже, при нем не было оружия. И в любом случае эта встреча оказалась для него более неожиданной, чем для самого Адамата.

– Оставьте ваше тесто.

– Хорошо.

– Нет, постойте. Лучше продолжайте держать его, чтобы я видел ваши руки.

– Прекрасно.

Черлемунд принялся неторопливо разминать тесто пальцами.

– Прекратите.

– Но так я испорчу хлеб.

– Плевать мне на ваш хлеб!

Голос Адамата сорвался на крик. По спине потекла струйка пота.

Черлемунд искоса посмотрел на него, продолжая крутить в руках тесто:

– Мы встречались?

– Что за вопрос? Не один раз.