– Да. После того как подобрала вас, сразу дала компьютеру команду на разгон по указанным координатам.

– Щиты?

– Всё сделала.

Я изумлённо взглянул на эту прекрасную и наверняка сильно вымотанную женщину. Распрямился и, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:

– От лица выпускника Высшей Имперской Военно-лётной академии выражаю вам высочайшую похвалу и изумление! Прошу позаботиться о выживших учёных с пострадавшего судна. Отныне вы всегда можете рассчитывать на меня!

Линн зарделась и смущённо уткнулась в стальную грудь приятеля. Тот лишь выгнул бровь, возможно, я малость перегнул, но ничего. Всем нам нужны положительные эмоции, ребята. Одно удовольствие сотрудничать с такими профессионалами и отличными друзьями, как вы. Примерно так думал я, спеша на командный мостик.

Охотник и жертва

Скоро я вновь сидел в кресле первого пилота. Противник догонял. По виду полученной со сканера голограммы довольно странная модификация боевого крейсера с надстройкой под оружейной палубой. Данный тип судна напоминал гигантскую рыбину с большой и очень уродливой головой.

Надо сказать, надстройка меня очень тревожила. Если это те, кто наделал дырок в «Сайгнатау», то её назначение становилось ясным. Орудие ужасающей мощи, от которого, если верить россказням капитана, не спасает и мощное силовое поле.

Поначалу мы получили небольшое преимущество, сразу оторвавшись от преследователей на значительное расстояние, но сейчас оно постепенно сокращалось. Слабые сомнения в том, что преследователь всё же может принадлежать императорскому флоту, отпали сразу после того, как те не ответили на стандартные общепринятые военные коды.

– Идем на световой. Это, конечно, хорошо, но все равно встряли мы знатно. – выдохнул Костров, опустившись в соседнее кресло. Он тоже внимательно разглядывал данные с главной консоли, и нравились они капитану всё меньше.

– Какой у нас план? А он у тебя точно есть. Так что в молчанку можешь не играть, иначе зачем вся эта чехарда?!

– План есть, – потёр я расстроенно свою переносицу. – И похоже, он медленно накрывается медным тазом.

– В чём он хоть состоит? – спросил Грек спокойно.

Мы столько раз уже умирали за последние сорок восемь часов, что у меня и у него опасность уже не вызывала тошнотворного присутствия страха, скорее так: лёгкое волнение и раздражение. Впрочем, у Кострова оно должно было вообще атрофироваться, он же бывший десантник. Приятель протянул мне боевую пилюлю, памятный презент из «Колизея». Я взял её и, сунув в рот, проглотил. На языке остался кисловато-сладкий привкус.