В другой раз Мира между делом призналась, что обожает пение птиц, и на следующий день проснулась от великолепного птичьего хора, а выйдя во двор, увидела на ветвях деревьев сотни клеток с птицами, собранными со всех уголков островов Дара. Дюжины слуг суетились вокруг, направляя их трели, создавая поразительные звуковые гармонии.

– Когда же будет объявлен знаменательный день? – хихикали фрейлины, сидя за вышивкой в гостиной Миры. – Не забудьте про нас, когда официально займете высокое положение!

Мира не пыталась делать вид, что не понимает, о чем речь.

– Гегемон добр ко мне в благодарность за службу моего брата, поэтому попрошу вас не позорить ни его, ни меня сплетнями о том, чего нет.

– Значит, все дело в вас, да? Вы хотите, чтобы он пообещал сделать вас первой супругой?

Мира положила пяльцы.

– Давайте прекратим эти разговоры. Я не плету никаких интриг и не пытаюсь искать для себя какую-то выгоду, как вы, судя по всему, думаете. Мне кажется, что вы видите дым там, где нет даже огня.

– Вам следует воспользоваться представившейся возможностью. Гегемон вас любит! Это видят все.

«А как насчет меня?»

Мира вышла из дворца в отвратительном настроении: такое впечатление, что все вокруг знают, что ей следует делать, и норовят сказать об этом, – и решила немного пройтись, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок.

Иногда ей казалось, что она видит Мата глазами Мадо: великим воином, сумевшим занять столь высокое положение благодаря своим достоинствам, – а порой представлялось, что он всего лишь одинокий мужчина, без друзей, пусть ему и нет равных. Временами у нее так болело за него сердце, что, если бы позвал, она, наверное, согласилась бы к нему прийти.

Но тут же она вспоминала тело брата, завернутое в саван, а еще – что Мата даже не знал его имени.

Иногда ей снилось, что Мадо жив: «Сестра, сделал ли генерал Мата Цзинду мир справедливее и лучше?»

Мира пыталась уйти от ответа, хотела скрыть, что в мире продолжаются войны, что Мата не только не сделал чью-то жизнь хоть немного лучше, но даже не знает, кто он такой.

Но, разумеется, ей все равно приходилось рассказывать ему все, и, когда лицо Мадо каменело от разочарования, она просыпалась, а сердце ее наполняла такая боль и печаль, что она едва могла дышать.

– Леди Мира, уделите мне минутку, пожалуйста.

Обернувшись, она увидела нищего в ослепительно белом плаще, и он сказал, улыбнувшись:

– Давненько мы не виделись.

– Что вы здесь делаете? – в испуге отшатнулась Мира.

– У меня кое-что есть для вас.