Начальник священных покоев силился выбраться из воды, но он совсем замерз, и, когда он попытался подтянуться на руках, мышцы свело судорогой.
Кто-то обращался к нему на языке варягов, какой-то мальчик. Ему показалось, он узнаёт его. Да, этот мальчик привез приказ императора о проведении расследования.
– Я не понимаю тебя, – сказал начальник священных покоев по-гречески.
– Мой господин, тебе не подобает принимать ванну в таком месте, – Змееглаз перешел на греческий. – Давай-ка я хоть мочалку тебе одолжу.
Он что-то бросил в источник. Начальник священных покоев успел рассмотреть предмет, пока он летел. Это была голова маленького грека, который помогал ему спускаться. Рыжеволосого нигде не было.
– Помоги мне выбраться!
Змееглаз прикоснулся к светящемуся камню, очарованный зрелищем.
– Нет, думаю, не стоит, – сказал он. – Эти воды поют, разве ты не слышишь?
– Я слышу только руны.
– Да, и знаешь, чего они хотят?
Начальник священных покоев сглотнул комок в горле. Он стучал зубами от холода.
– Смерти.
– Вот именно, – сказал Змееглаз, – и это хорошо, поэтому я здесь.
Руны в пещере начали гудеть и трястись, от них прокатилась волна возбуждения, которая показалась препозиту похожей на рев толпы, приветствующей победителя в гонке на колесницах.
Глава сорок восьмая Без возврата
Глава сорок восьмая
Без возврата
«Я иду на смерть. Луис, где ты? Я не могу умереть, не сказав тебе «прости». Где же ты? Приди ко мне. Нет, не приходи – эти люди убийцы! Беги, Луис, это из-за меня ты попал сюда. Если бы я однажды не улыбнулась тебе, ты не оказался бы здесь, ты оставался бы в монастыре, в тепле и безопасности».
Беатрис волокли, подхватив под руки, через темную Нумеру. Путь был ей не по силам, она кричала, чтобы они шли медленнее, что если она упадет, то погубит ребенка и погибнет сама. Ноги у нее были слишком слабыми, огромный живот слишком тяжелым, и сама она была такой неуклюжей среди этих полных ненависти людей. Северяне спешили. Настоящие дикари с угрюмыми лицами, думала она. Она видела таких, как они, при дворе отца, но там они чувствовали себя не в своей тарелке, робели, опасаясь нанести оскорбление господину, традиции которого были им незнакомы. Здесь же они были как у себя дома, шагали через тьму с горящими факелами, выставив перед собой копья и обнаженные мечи.
Сколько же убийств, сколько смертей! Повсюду мертвые тела, начиная с обгорелых покойников при входе в тюрьму и узников, умерших прямо в кандалах, и заканчивая забитыми и изрубленными стражниками. Когда они входили, Беатрис вырвало, и даже кое-кто из викингов не сдержался. На первом, надземном, этаже тюрьмы живых не осталось. Тела лежали с рваными ранами, с оторванными руками и ногами, с разбитыми головами. У одного мертвеца из груди торчало сломанное копье – кто-то явно пытался выдернуть его и не преуспел. Но еще страшнее казались те мертвецы, на которых не было никаких видимых повреждений: узники в кандалах, танцовщица, прижавшаяся к жирному старому сутенеру, оба с широко раскрытыми глазами, бледные, как будто умершие от ужаса.