Светлый фон

Толстенная, кованная цепь, на глазах удивлённого кузнеца – вмиг разлетелась на множество мелких звеньев; Тузик вскочил на улик, потом на сложенную кучу дров и перепрыгнул через головы, охваченных страхом сельчан, устремился вслед знакомому запаху телеги, который нельзя было, ни с чем спутать.

Когда он был ещё щенком: Любка не раз возила его на речку и они там купались целый день, а лишь к вечеру возвращались домой, Всё это он помнил, и такие воспоминания были ему дороги; ведь кто кроме её, и сейчас он сожалел только об одном, что не было возможности перегрызть глотку этому незнакомцу ещё вчера.

Тузик бежал что есть мочи, но Филипп уже успел далеко заехать от села – он всю дорогу подгонял лошадь: все боялся, что за ним может быть погоня, мчался как угорелый.

Дорога в Надан, из этого села, была Филиппу неизвестна, но направление он приблизительно знал, Да и сейчас главное, это подальше от греха, а там, Он петлял между посадок и сельхозугодий, пока не упёрся в лес, и тут «хорошей дороге» настал конец – бричка летела, звеня и гремя чем можно, по лесной ухабистой дороге; через, никем не считанных километра: на резком повороте, у неё отвалилось, то самое колесо, которое он на кануне помогал ставить Афанасию, Чудом справившись с управлением и то, только благодаря старому мерину, что с закрытыми глазами чувствует габариты телеги, и за свою долгую жизнь. у него наверное не раз отваливалось, то самое колесо – удалось избежать наихудшего, «Тьфу ты гадство!.» – выругался Готфильд слезая с телеги, Самому поставить колесо на тяжеленую бричку было проблематично, «Может коня распрячь, да верхом», – подумал он, но сразу отказался от этой затеи, потому что без седла, да ещё вдвоём, уехать далеко не получиться, Легкими ударами по щёкам он привёл Любку в чувство, она открыла глаза – вокруг одни деревья, и эта: почему-то перепуганная морда, в шапке ушанке её отца, своими круглыми глазами: жгла пристальным взглядом.

– Смотри, если вздумаешь бежать или кричать: убью!

Слова этого сумасшедшего, сильного впечатления на Любку не произвели, она и так знала, что он её всё равно убьёт, а в лесу кричать, мог бы и не говорить.

Грубыми движениями он вытащил девушку с телеги и одарил сто килограммовым взглядом:

– Дойдём до Надана, – тут он примолк, полностью дезориентированный обстановкой; ведь с одной стороны, Любка была лишним грузом, но а с другой стороны: его похотливая натура, наряду с больным воображением, затемняла весь здравый смысл, – и не вздумай со мной в шутки шутить, или в игры играть, пожалеешь!