— Владелец вот этой с букетом цветов только что вошел вон в тот дом. Некоторые ценности универсальны…

— Воровство машин, — сказал я, — еще универсальнее. Хоть и называлось раньше конокрадством. Поехали! А то Левченко с орлами отяжелеют так, что и в машину не залезут.

На этот раз промолчала, что красть машины нехорошо, мы же не воруем, а всего лишь заимствуем на короткий срок, а оставляем в целости, даже не поцарапанные.

— Я за руль, — буркнула она, — а то водишь как сумасшедший. Руки дрожат? Почему?

— Курей крал, — буркнул я.

— А сало?

— Сало перепрятали.

Она медленно повела автомобиль к выезду из переулка, некоторое время даже пригибала голову, ожидая услышать «Стойте! Это моя машина!», но все обошлось, выкатились на улицу попросторнее, народу многовато, разделения на тротуар и проезжую часть нет, словно все еще в девятнадцатом веке…

Я подумал, что вообще-то все верно делают Штаты: во имя мира и прогресса старательно разжигают конфликты по всему миру. Пусть везде начинаются войны всех со всеми, а они там за океаном выиграют драгоценнейшее время.

Надо успеть первыми добежать до сингулярности, а тогда гребись конем неблагодарная Европа, дикая Азия, озверелый Ближний и Дальний Восток и вообще весь-весь мир! Надо успеть, создать, стать бессмертными и неуязвимыми, сверхлюдьми, а все остальные — какие-то вонючие тараканы, то ли раздавить вас всех, то ли сами друг друга пожрете… Или вирус для вас быстренько создать, чтобы все склеили ласты и освободили землю под парки и зоны отдыха.

Ингрид оглянулась, вскрикнула в тревоге:

— Нас преследуют!

— Да пусть, — ответил я, недовольный, что оторвали от мыслей о великом, что и есть высокое. — А что им еще делать? А жить хотят интересно. Романтично и бригантинно.

Она фыркнула в неуверенности:

— Это интересно?

— А ты как думаешь? — спросил я. — Тебе же интересно?

Она зло зыркнула искоса, но не стала уверять, что ее идеал — жизнь домохозяйки с кучей детей на кухне.

— Они разрушители, — ответила после паузы, — а я на страже порядка. Разницы не видишь?

— Разрушать романтичнее, — напомнил я. — Народ поет о пиратах на бригантинах, а не о тех, кто ловил их и вешал. Ты же романтичная… э-э… душа?

— Не настолько, — отрезала она.