— Зачем?

— Нужно чтить местную культуру, — ответил я. — Жизнь человека ничто, дела его вечны. Сейчас он как погибший на посту ушел прямо в рай. А там семьдесят две гурии, ноги уже раздвинуты. Все девственницы! Представляешь?

Ее передернуло.

— Ты не перепутал с адом?

— Пойдем, — сказал я, — Уланбек не мог уйти далеко.

— А где его искать?

— Не знаю, — ответил я честно. — Но наверняка на дороге в Европу. Ты знаешь, что в этом регионе, как и на Ближнем Востоке, в каждой семье в среднем по пять-семь детей? А то и по десять?

— Ну?

— И что, — напомнил я, — последние десяток лет численность населения практически не растет… тебе ни о чем не говорит?

Она запнулась, проглатывая возражение, глаза стали еще круглее.

— Настолько все…

— Да, — подтвердил я, — абсолютно точно просчитанная политика госдепа позволила перессорить и стравить все племена и все конфессии. Так что здесь идет самая кровопролитная и непрекращающаяся война, что никому в Европе и Штатах не мешает. Как и России. Пусть воюют. Им это даже нравится… Романтика, героизм, подвиги, беззаветная отвага, жертвенность… Пойдем, рассиделась над трупом, как бабка на базаре над семечками.

— Я тебя когда-нибудь застрелю, — пообещала она с ненавистью в голосе.

— В спину?

— Такого можно и в спину, — отрезала она.

Я сказал со злостью:

— Снова тупик.

Она опасливо выглянула из подъезда.

— Вроде бы на улице тихо. Не очень-то и обратили внимание.

— Здесь такое часто, — заверил я. — Заморятся из-за всякой разборки полицию вызывать.