— Для того чтобы это понять, не нужно быть хорошим доктором. Вспомни, Ганс, я трижды видел приход тугар, дважды как напуганный крестьянин. Я видел, как к убойным ямам отволокли первую девушку, которую я любил. Я видел, как убивали моих родителей. Я затеял восстание против бояр и сделал все, чтобы вы и ваши товарищи помогли нам, — не ради себя, но ради моей Тани. Поэтому я знаю, что настоящей, глубинной причиной всех твоих поступков была любовь к прекрасной молодой женщине, с которой я имел честь познакомиться, и к твоему драгоценному сыну.

Ганс неуверенно кивнул.

— Мне известно чувство вины, которое испытываешь, когда другие погибают, а ты остаешься в живых. Я начинал войну, зная, что в ней могут погибнуть десятки тысяч людей, а я… — Калин запнулся, его лицо стало красным. — А я останусь в живых, потому что я президент. Во время последней войны я смотрел в глаза тысячам мальчиков, сознавая, что их ждет смерть. Я обменивался с ними шутками, пожимал им руки, подбодрял их и уезжал. Да я бы душу продал за право стоять вместе с ними в первой шеренге, а не отсиживаться за их спинами!

— Ты потерял руку во время Тугарской войны, — тихо напомнил ему Эмил.

— Очень удобное оправдание, которое я твердил сам себе, просыпаясь среди ночи в холодном поту, — ответил Калин. — Но я хочу сказать тебе, Ганс, что единственный, кто будет тебя в чем-то винить, это ты сам. Прощение должно идти изнутри. Я знаю. Я сам себя еще не простил, а завтра, выступая перед Конгрессом, я собираюсь попросить их пожертвовать еще десятками тысяч жизней. Все наши люди воздают хвалу Кесусу за то, что ты вернулся живым, Ганс Шудер. И я прошу тебя только об одном: скажи и ты ему за это спасибо.

В комнате воцарилось молчание. Калин встал, обогнул стол и протянул Гансу руку.

— Завтра предстоит долгий день. Я думаю, твоя молодая жена уже заждалась тебя наверху. Нам всем пора идти спать.

Смущенный столь открытым проявлением сочувствия, Ганс по русскому обычаю заключил Калина в объятия и расцеловался с ним в обе щеки.

Громко высморкавшись, Пэт попытался было подняться из-за стола, но смог сделать это только с помощью Эмила.

— Пошли, пьяница, — пробурчал старый доктор. — И зачем это я заштопал твой желудок? Ты же все равно собираешься проделать в нем еще одну дырку своим пойлом.

Не обращая внимания на брюзжание Эмила, Пэт с хрустом сжал ладонь Ганса.

— С возвращением, старик. Елки зеленые, нас ждет еще одна война!

После Пэта наступила очередь Эмила обменяться с Гансом рукопожатием.

— Мы потом еще побеседуем, — произнес доктор и вместе с ирландцем направился к выходу. Пэт начал рассказывать очередной анекдот про веселую женушку трактирщика, но Эндрю так и не довелось узнать, в чем его соль, потому что пошатывающаяся парочка исчезла за дверью.