Эндрю, жадно хватающего ртом воздух, подтащили к орудийному порту и без лишних церемоний пропихнули на батарейную палубу.
Приподнявшись на локте, он помог матросам протолкнуть сквозь тот же порт Ганса, и старый сержант рухнул на него сверху. Вслед за Шудером на батарейную палубу пролез Буллфинч, по-прежнему требовавший, чтобы механики дали самый полный ход.
«Питерсберг» задрожал и дернулся вперед. Ганс перевел взгляд на окровавленного и оглушенного Ганса, лежавшего на палубе рядом с ним. Что он мог ему сказать? Разве существовали такие слова, которые могли выразить то, что он чувствовал, что он хотел бы донести до своего друга? Эндрю опять поразила уже приходившая ему в голову мысль о том, что люди могут годами не сознавать, как они любят друг друга, какие глубокие чувства их связывают. Но ради драгоценных минут встречи с другом, который считался потерянным навсегда, человек готов пожертвовать всем, что у него есть, даже своей жизнью.
Ганс пошевелился.
— Григорий, Кетсвана?
Подняв голову, он увидел, что зулус сидит на полу, прислонившись к лафету, и улыбается.
— Ганс!
Издавшая этот возглас невысокая темноволосая девушка выбежала из толпы бывших бантагских рабов и остановилась рядом с Гансом. С трудом встав на ноги, Шудер заключил девушку в объятия и принялся осыпать ее поцелуями. Вдруг до Ганса дошло, что вокруг воцарилось удивленное молчание, и он, покраснев, повернулся к Эндрю.
— Эта девушка, — вдохновенно начал он, — эта девушка, это… это…
— Миссис Шудер, насколько я могу судить, — ухмыльнувшись, закончил за него Эндрю.
— И юный Эндрю, — гордо добавил Ганс, показывая на плачущего младенца в руках Тамиры.
— Сэр? — нерешительно обратился к нему один из морских пехотинцев Буллфинча.
При виде его печального лица у Ганса сжалось сердце.
— Григорий?
Протолкавшись сквозь толпу, Ганс замер рядом с лежащим на полу суздальцем. Вокруг него на коленях стояли люди, которыми он командовал в своем последнем бою. Его лицо уже приобрело восковую бледность. Ганс бросил взгляд на нижнюю половину тела Григория. Ее просто не было. Ганс закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы этот кошмар развеялся и он вновь увидел своего друга целым и невредимым.
— Ганс.
Он опустился на колени и взял Григория за руку.
— Ваш табак. Меня от него стошнило.
Ганс выдавил из себя улыбку.
— Что ж ты наделал? — прошептал он. — Это я должен был там остаться.