Иной философ — подумалось Сардару — вспорол бы здесь брюхо, чтобы умереть, любуясь нетронутой красотой. И тем самым сгубил бы чудо для остальных. Впрочем, умирающему плевать на остальных. А Сардару было плевать на придуманного им философа. Он просто нуждался в отдыхе, в короткой передышке, прежде чем двинется в дальнейший путь. Куда? Об этом тоже нужно было подумать.

Клятва, данная треклятому жрецу, никуда не делась. Она была с ним, давила исподволь, не давая покоя. Сардар мог думать что угодно, но именно клятва и ничто другое заставила его повернуть вспять. Мертвецы? Он их навидался сегодня на дюжину жизней вперед. Не мертвецы заставили отступить, а страх перед гневом богов. Боги не любят клятвопреступников. Боги не для того даровали ему удачу остаться в живых и выбраться из застенка, чтобы он нарушил клятву и удрал. Тень убитого старика не даст ему покоя во всю оставшуюся жизнь, если он не сдержит обещания и не вызволит девчонку из беды.

— Как будто в первый раз вляпался, — пробормотал Сардар. — Выберусь как-нибудь. Раз выбрался из подземелья, значит, и теперь не пропаду. Знать бы еще…

Его размышления прервал отдаленный крик. Высокий голос — не то детский, не то девичий — взывал откуда-то из глубины квартала. Сардар поднялся, прислушиваясь… Да, сомнений быть не могло: далекое «Помогите!» слышалось отчетливо. Правда, вряд ли доносилось из дома, где, судя по словам старика, должна была находиться его дочь. Тот район Сардар миновал по параллельной улице, улепетывая от кровожадного безумца. Возвращаться далековато, но… Но клятва есть клятва, он должен ее выполнить.

С огромным трудом Сардар заставил себя сделать несколько шагов в сторону, противоположную от ворот. Теперь, когда долг был осознан, а терзавшие смутные страхи и сомнения — отринуты, эти шаги дались неимоверно тяжело. Тем не менее, Сардар продолжил путь.

Крик донесся снова, на этот раз гораздо ближе. Голос не оставлял сомнений: кричала молодая женщина. Сардар приближался к углу очередной узенькой улочки, убегавшей вглубь квартала и ведшей, возможно, до самого рынка, и вопль о помощи доносился явно из какого-то дома на ней.

Юноша остановился в нерешительности. Спасать сразу двух девиц казалось сущим безумием, одну бы вывести невредимой. С другой стороны, взывающая о помощи бедняжка — наверняка не из проклятого рода тельцов, в отличие от той, к которой он направлялся. Так что же, он спасет отродье этого ядовитого племени, а несчастную жертву бросит погибать?..

Размышляя так, он сам не заметил, как свернул на улочку и двинулся вперед, подчиняясь ее прихотливым изгибам. Пришел в себя, лишь когда за очередным поворотом, в сорока шагах, увидел троих. Без всякого сомнения, они были из этих, одурманенных. Та же неподвижность, те же пристальные взгляды. Будто коты, затаившиеся, чтоб не спугнуть сидящую на ветке птицу, они следили за девушкой, что стояла на высоком каменном заборе. Подняв к небу лицо, она взывала о помощи.